Страх

В это врема в кабинет вошел Рокотов с моим другом Ромой Шиловым и, пожимая нам с Ивановым руки, проговорил:

— В отделе был лишь Роман Владимирович, все в бегах. Поэтому сам решил поехать. А что случилось?

— Пока не случилось, но в любую минуту может случиться, — ответил Сергей Иванович и кратко рассказал о наших подозрениях.

— А что же мы тогда сидим? — сказал Владимир Дмитриевич. — Поехали.

Через пятнадцать минут мы уже были в Новосибирской траспортной прокуратуре.

— Где прокурор? — спросил я секретаря, маленькую хрупкую девушку, испуганно взиравшую на нас.

— Только-что уехал, — ответила она, глядя на Рокотова. Тот был в полковничьей форме.

— Куда?

— Домой. Позвонила его жена и попросила срочно приехать. У них что-то случилось.

Я сразу заподозрил неладное.

— Вы знаете где он живет?

— Да. Я несколько раз была у него дома.

— В таком случае, поехали.

— Куда?! Зачем?! — очень испугалась она. — Я ведь на работе. Вдруг, понадоблюсь.

— Поехали! По дороге объясню. — Я взял её за руку и почти силой увлек за собой.

— Куда ехать? — спросил, когда мы сели в «Шевроле».

— На девятьсот пятого года, — чуть не плача ответила секретарь. — Там высотный монолитный дом.

Мой «француз» рванулся с места, решив показать даме все, на что был способен.

— Вас ведь Олей зовут?

— Да. А откуда вы знаете?

— Знаю. А меня Андреем Петровичем. Скажите, Оля, вас прокурор заставил дать такие показания следователю?

— Какие? — Она густо покраснела.

— Что вы слышали, как Колюжный угрожал Татьяничевой убить ее?

— Нет. Павел Викторович вызвал меня к себе в кабинет. Там уже находился следователь. Такой полный, рыжий. И Павел Викторович сказал: «Помнишь, Оля, ты говорила как Эдуард Васильевич угрожал Маргарите Львовне убить ее?» Я растерялась, спросила: «Когда?» А он раздражительно так: «Это ж было два дня назад! Неужто забыла?» И тогда я подтвердила, что присутствовала при том разговоре. Извините.

— Извиняться вы будете перед Эдуардом Васильевичем.

— Да, конечно. Я понимаю, как виновата перед ним. Все эти дни я очень переживала. Особенно, когда его арестовали. Я с самого начала не верила, что он мог это сделать.

Впереди показался высотный монолитный дом.

— А вон машина прокурора, — сказала Оля, указывая вперед.

Черная «Волга» уже свернула во двор дома. Неужели не успеем?! Вот и дом. «Шевроле» пулей влетел во двор. «Волга» стояла у дальнего подъезда. а прокурор уже был у двери. Я посигналил. Он приостановился, посмотрел на нас, но, решив, что мы никакого отшения к нему не имеем, открыл дверь и скрылся в подъезде. Я резко затормозил, едва не протаранив прокурорскую «Волгу», выскочил из машины и бросился в подъезд. Прокурор, импозантный, ухоженный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти, ждал лифт. Слава тебе Создатель! Ты услышал меня!

— Одну минутку, Павел Викторович! — громко проговорил я и полез за удостоверением.

Он этот мой жест прочел однозначно. Лицо его побелело, глаза выразили ужас, рыжеватая аккуратная бородка мелко-мелко затряслась. Пятясь к стене о жалобно-просяще проговорил:

— Не надо! Прошу вас! Я никогда! Никому! Ничего! Клянусь! Я ведь все сделал, что вы просили.

Я не спешил доставать служебное удостоверение и решил дослушать исповедь этого стукача до конца. Спросил:

— Почему освобожден Калюжный?

— Это ни я! Честное слово ни я! — принялся слезно убеждать меня прокурор. — Это областная прокуратура! Клянусь! Не убивайте пожалйста! Я все, все сделаю, что скажите!

Похоже, что он после убийства Татьяничевой постоянно ждал вот этой минуты. Факт.

В это время в подъезд вбежал Рокотов с Шиловым. Увидев человека в форме полковника, прокурор рванулся к нему, благим матом закричал:

— Товарищ полковник, тут меня…

— Успокойтесь, Павел Викторович, — сказал я насмешливо, доставая, наконец, удостоверение. — Вы приняли меня за кого-то другого. А я всего-навсего старший следователь областной прокуратуры, тот самой, о которой вы только-что говорили.

— Не… не понимаю, о чем это вы, — застрелял вокруг крапленым взглядом прокурор, будто пойманный за руку воришка. И, давно усвоив, что лучшая защита — нападение, запальчиво проговорил: — А почему вы себе тут позволяете, понимаете ли?! Врываетесь в мой подъезд, кричите, как не знаю кто?! Что я мог подумать?!

— Вы правильно подумали, гражданин Грищук, — сказал я сухо, даже брезгливо. Он вызывал такое омерзение, что меня начинало уже подташнивать от общения с ним.

— О чем это вы, не понимаю, — пролепетал прокурор. — И почему — «гражданин»? Странно!

— Ничего, скоро поймете. Что сообщила вам жена по телефону?

— А при чем тут… — И вдруг, до него дошло с чем мог быть связан звонок жены. Он жалобно слезящимися глазками посмотрел на меня, спросил растеряно: — Вы полагаете, это они?

— Что она вам сказала?

— Сказала, что с Димой плохо. Сильный жар, задыхается.

— Это ваш сын?

— Да.

— Сколько ему?

— Что, простите?

— Сколько лет сыну.

— Два. Два с половиной года.

— Уходя на работу вы его видели?

— Да. Он был совершенно нормальным.

Сомнения отпали. Жена Грищука звонила под пистолетом киллера. Я повернулся к Рокотову.

— Как вы считаете, Владимир Дмитриевич?