Страх

На небольшой площади, прямо напротив мечети, стоял единственный в поселке магазин. Даже не магазин – ларёк. В нем можно было купить всякую мелочь. Продукты из города, какие-то предметы домашней утвари и даже кое-что из вещей.

Там же, под сенью старых чинар, прячась от летнего зноя, собирались местные жители, чтобы обсудить новости, решить какие-то вопросы да просто пообщаться.

На окраине поселка доживали свой век брошенные, еще советские, никому уже не нужные помещения бригадной овчарни и гаража.

Когда в стране забурлили перестройка с приватизацией, и страна отчаянно и без оглядки, как будто в пьяном угаре, вдруг бросилась строить капитализм, колхоз благополучно разорился. Бригаду расформировали. Бригадный транспорт, оборудование и техника разошлись по рукам. Колхозный скот кто-то куда-то вывез. Что-то каким-то образом было приватизировано, что-то просто украдено. На том былые надежды на скорое построение коммунизма, всеобщее равенство и братство, как-то совсем незаметно и неожиданно для всех канули в Лету. И в этом маленьком поселке, как и во всей большой стране, началась другая, новая жизнь. Она неожиданно и одним махом сломала всё то, к чему так давно привыкли, всё, что вселяло уверенность и считалось незыблемым. Эта жизнь была не совсем понятна своей новизной и неопределенностью, и потому пугающая.

Перед поселком лежало покрытое сухой желто-серой травой небольшое поле, полого скатывавшееся от склонов гор к горной речке. Оно давно уже не обрабатывалось. Да и собственно говоря, обрабатывать его было некому. Народу в поселке было мало. А молодежи так и вовсе не было.

Многие уже давно уехали в город, а кое-кто и в другие регионы страны, чтобы осесть там и попытаться начать новую для себя жизнь в надежде, что там, когда-нибудь они сумеют найти свое счастье.

Вот и лежало поле, как всеми брошенный и забытый старик, неухоженное и никому ненужное. В нем почувствовали себя законными и единственными хозяевами быстро расплодившиеся дикие кролики. И теперь местные мужчины изредка выходили в поле на них поохотиться.

По дну долины, как бы рассекая ее почти надвое, протекала неширокая горная речка, заключенная в каменистые берега, поросшие зарослями колючей облепихи, неся свои воды куда-то в сторону Каспия. Разливаясь к летним месяцам, она оглушала шумом мощного потока всю долину, но потом понемногу обмелевала и затихала к осени.

Как и положено горным речкам, она ежегодно меняла свое русло. И там, где в прошлом году было по щиколотку воды, в будущем уже могла образоваться глубокая яма. Такие ямы раньше были любимым местом поселковой детворы. Все лето оттуда были слышны всплески от плюхающихся в воду детских тел, нескончаемый галдеж и радостные крики. Но уже давно всего этого не было. Мало кто отправлял на лето своих чад к родителям в этот горный поселок. И над водой стояла тишина, тревожимая лишь редким щебетом пролетающих мимо птиц.

К началу осени речка почти высохла и превратилась в несколько отдельных ручейков, то сходящихся вместе в один неширокий поток, то опять разбегающихся по всему руслу несколькими тонкими, едва журчащими лентами. Иногда, после редких летних дождей, она, немного наполнившись и как будто набравшись сил, вдруг звонко и радостно неслась вниз по камням, веселя своим внезапным шумом тихую долину. Но дождь заканчивался, поток ослабевал, и долина вновь наполнялась дремотной тишиной.

На склонах, подступающих к долине гор, паслось несколько небольших отар овец. Тихо. Безлюдно. Даже пастуха не видно. Казалось, что овцы сами пришли туда, сами пасутся и так же самостоятельно вернутся в свои овчарни на ночь. А утром снова сами уйдут пастись в горы.

И так изо дня в день. Глушь. Тихая, дикая, никем не тревожимая глушь, пропахшая пряным запахом засыхающих осенних трав.

Выгоревшие за лет безлюдные горы высятся желтыми горбами над полем, над поселком, над рощей, над отарами.

Молча и сурово смотрят они на позиции опорного пункта одинокого мотострелкового взвода, как будто случайно сюда забредшего.

Командиром этого взвода был молодой, недавно выпустившийся из военного училища лейтенант. Взвод прибыл сюда несколько месяцев назад и двумя десятками ошалелых от неизвестности и новизны глаз поначалу внимательно и тревожно осматривал эту тихую долину, этот поселок, эти горы, спускающиеся к нему со всех сторон, как будто ожидал чего-то.

Чего?

Тогда на это никто не мог дать точный ответ. Через некоторое время вязкая, ничем не нарушаемая тишина и спокойствие этой долины успокоили и расслабили взвод. И он тоже, как бы подремывая на ходу, нес свою службу никем и ничем не тревожимый.

Рядом с опорным пунктом взвода, недалеко от въезда в поселок, у перекрестка дорог стояла видавшая виды автобусная остановка. Ею тоже давно не пользовались. Рейсовые автобусы, по всей видимости, забыли сюда дорогу еще с перестроечных времен.