Страх и его слуга

Радецки не пикнул, его охватил еще больший стыд. Он только озирался по сторонам, должно быть, в ожидании, что из тумана появится спасение. Но спасение не появлялось. Да и как оно могло появиться? К тому же из тумана.

– Ну, раз уж вы мне столько всего рассказали, то можете открыть и цель ваших дел в Белграде. Все, знаете ли, следует доводить до конца. Тем более рассказ.

На несколько мгновений он задумался, а потом храбро сглотнул слюну. Похоже, ее было много, я имею в виду слюны.

– Граф, – сказал он, – вы и так узнали бы это в Белграде. Я являюсь членом особой комиссии, которую Его императорское величество лично назначил и направил в Белград, чтобы расследовать невероятные и ужасные события, которые имеют место в этой, до недавнего времени турецкой, стране. Со мной еще двое ученых, оба графы.

Наконец-то я схватил удачу за хвост. После всех этих тощих мадьярок в Пеште, умного кучера и сломанного колеса вот наконец-то хороший шанс! Нужно только сблизиться и подружиться с Радецким, и все, что я хочу узнать, будет мне подано на ладони. Итак, новости все-таки дошли и до самого императора. Значит, не напрасно я отправился в дорогу.

Я кивнул молодому человеку, он повернулся и прыгнул в свою карету. Я снова увидел герб, а потом все растворилось в тумане.

Но не успели затихнуть конский топот и скрип колес, как из тумана появился новый персонаж. Этот был один и передвигался на собственных ногах. Следовательно, был бедняком или болваном. Что, впрочем, одно и то же. По мере его приближения становились видны детали. Он был необыкновенно высокого роста, с длинными светлыми волосами и бородой, в лохмотьях. Еще издали он прокричал:

– Нужна ли вам помощь?

И такой вызвался мне помогать! «Похоже, человек с доброй душой», – предположил я. Таких в тумане полно. Но я их не люблю. Обычно они не моются, считая чистоту тела неважной. Поэтому от них воняет. Своей вонью они вызывают отвращение у других людей, и те стремятся их избегать. А когда не имеешь дела с другими людьми, добрым быть нетрудно.

Но меня удивило не предложение этого несчастного, скорее не залатанного, чем залатанного бродяги. Нет, удивил меня язык, на котором был задан вопрос. Это был русский. Я ответил на нем же:

– Нет!

А он крикнул:

– Брат! – и подбежал ко мне.

Да, от него воняло.

– Я тебе не брат, – сказал я по-русски, вытянув вперед руки и давая ему понять, что он подошел слишком близко. Я знал, русские любят целоваться. Причем троекратно.

– Но вы же русский! – воскликнул он, по-прежнему не скрывая намерения расцеловать меня. – Я Николай Лескович Патков, из Москвы.

– Я – боярин Михаил Федорович Толстоевский, – с особым удовольствием представился я. – А куда вы направляетесь, Николай Лескович?

– В Белград! – отвечал он радостно, непонятно, почему.

– В Белград? Из Москвы в Белград? Неблизкий путь.

– Да, сударь мой, путь далекий. Я вышел еще весной. Но путь должно пройти.

Слуга сообщил мне, что колесо заменили и мы можем двигаться дальше.

– Что ж, Николай Лескович, желаю вам всего самого злого, пардон, доброго, – сказал я и сел в экипаж. Лошади тронулись, а русский продолжал стоять. Этот будет в Белграде не раньше, чем к ужину. Если не заблудится в тумане. А я… хм, мне бы неплохо добраться до Белграда раньше, чем там окажется комиссия. Я достал из кошелька четыре крейцера, один вернул обратно. И крикнул кучеру:

– Если будем в Белграде раньше той кареты, которая недавно проехала, получишь… – тут я вернул в кошелек еще один крейцер, – два крейцера.

Послышался щелчок кнута.

Глава вторая По-прежнему в тумане

Я не был в Белграде годы и годы. И соскучился. Мне было интересно посмотреть, как теперь выглядит этот город, уже двадцать лет живущий под австрийской властью. Последний раз я его видел совершенно восточным, небо тут и там вспарывали минареты, воняло жиром, завывали муэдзины. В Пеште мне рассказывали, что в ходе осады 1717 года Белград был сильно разрушен, но что теперь он укреплен втрое лучше и захватить его еще труднее, чем тогда, когда он был под турками.

Мы уже въехали на Савский мост, но все вокруг оставалось недоступным взгляду. Я высунул голову в окно, насколько смог, но города не увидел. Он весь был погружен в густой туман. Только наверху можно было угадать очертания Калемегданской крепости.

Мы остановились, мой слуга обменялся несколькими фразами с городскими стражниками, и вскоре послышался скрип тяжелых ворот. Императорские и другие государственные печати для меня изготовили лучшие мастера-евреи. Они у меня есть всех видов – германских княжеств, итальянских республик, Австрийской и Русской империй, Французского королевства… похоже, как раз эти, французские, мне долго не прослужат.

Я снова был Отто фон Хаусбург, граф.

– Хозяин, – обратился ко мне слуга, – стражники сказали, чтобы мы ехали прямо в резиденцию регента.

Это показалось мне подозрительным, но я только кивнул, и лошади снова тронулись.