Страх и его слуга

И как раз в тот момент, когда я подкрался к Орлеанской Деве, ко мне прицепилась отвратительная рожа. Маска была настолько гадкой, что мне захотелось сорвать ее и убедиться в том, что под ней скрывается не менее гадкая физиономия. Из-под маски торчали оттопыренные уши, правое более оттопыренное, чем левое. Внизу под маской скалились зубы, причем такие, каких не постыдился бы только заяц. Два верхних резца торчали, остальные были явно испорченными.

— Маэстро! — обратился он ко мне. — Мы можем побеседовать? — Говорил он по-английски, с акцентом заморских колоний.

— Нет, — ответил я кратко и грубо.

— Думаю, вам было бы лучше меня выслушать, — сказал он, причем в его голосе прозвучала угроза, усиленная блеском молнии, сверкнувшей при слове «выслушать». — Вы глубоко ошибаетесь — продолжал он, — если думаете, что здесь дело в вампирах. Дело здесь не в вампирах. Нет. И даже не в Виттгенау…

— Что еще за Виттгенау? — спросил я. Раздался удар грома.

— Не важно, тем более что дело не в нем, — ответил он.

С точки зрения логики, все было совершенно правильно, но я не был удовлетворен. Поэтому я и дьявол.

— Дело в голубях.

— Голубях?!

Он оглянулся вокруг, чтобы убедиться, что к нам никто не приближается. И так же, как и я, заметил, что именно приближается. Регент. В окнах с южной стороны сверкнула молния.

— Мне пора идти.

— Погоди, — почти крикнул я ему вслед. — А ты кто такой? — Под грохот грома я, похоже, разобрал ответ.

Он сказал что-то вроде:

— Тристеро.

Регент уже стоял передо мной. Он не собирался оставлять меня в покое. Я вдруг понял — он подозревает, что я волочусь за его женой. Но я был уверен, что собственная жена его не интересовала. Чужие — возможно.

— Позвольте спросить, куда вы собираетесь после пребывания здесь? — обратился он ко мне, и я почувствовал запах токайского.

Справедливо считается, что пьяные говорят правду, но, кроме того, и им можно свободно говорить правду прямо в лицо, ибо алкоголь иссушает их память, чтобы напоить чувства.

— Я направлюсь во Францию, ваше высочество, в Париж.

— Ах, так? По каким делам, если не секрет?

— Не секрет, — сказал я, хотя это было ложью. Но я сказал это умышленно, потому что он тайну постарался бы запомнить, а так все тут же забудет..

— Поеду посмотреть, чего требует третье сословие. Я слышал, что они выступают против прав дворянства и даже против самого короля и церкви. Говорят, что богатые горожане, те, что с красной кровью, приобрели такую силу, что требуют республику.

— Ха. Но вы же не можете надеяться на то, что третье сословие устранит дворян?

— Я не только на это надеюсь, но и еду туда затем, чтобы им помочь, — ответил я нагло.

— Ах, так.

Он ненадолго замолчал, а потом открыл огонь из лучших немецких орудий:

— Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете, что какое-то третье сословие сможет уничтожить дворянство. Что не значит, что голубая кровь не исчезнет. Но вовсе не благодаря этим выскочкам, а по совсем другой причине. И эта причина — порох. Мы, дворяне, привыкли к латам, но латы не могут защитить от мушкетов, пистолетов и орудий. Латы были защитой от стрел, копий, алебард и шестнадцатиперых булав, но средства защиты, которые располагаются, по сути дела, Прямо на теле, не могут противостоять новому оружию; Защита должна быть отдалена от тела. Дворянство в этом ориентируется плохо, потому что дворянин — это единство тела, ума, оружия и лат, то есть нападения и обороны. А современные армии состоят из умов, которые не выходят на поле боя, и тел с оружием; средства защиты отдалились от человека. Что же касается третьего сословия, этих новоиспеченных богачей…

— Разве и кто-то из ваших далеких предков точно так же не был в свое время новоиспеченным богачом? — сказал я только для того, чтобы его позлить.

— Чушь. В наших жилах течет действительно голубая кровь, мы все ведем род от древней римской аристократии, которая происходит от героев Трои, а те — от богов. Но позвольте, я продолжу, третье сословие умеет только зарабатывать деньги, точнее, грабить, потому что все эти разбойники и мошенники пооткрывали в городах банки и гребут проценты как евреи. Но они не умеют тратить. То есть, я знаю, они тратят, но на что, позвольте спросить?

Прежде чем я успел ответить, регент продолжил свой орудийный салют:

— Они тратят на азартные игры и шлюх. Дворяне никогда не тратят деньги на азартные игры и на шлюх. Мы тратим на то, чтобы приобрести первое издание Шекспира, на работы мастеров кватроченто и тому подобные фокусы.

— Фокусы?!

— А как еще можно назвать искусство, если не худшим из всех когда-либо выдуманных фокусов, рассчитанных на то, чтобы обмануть, причем не один раз, а каждый, и не кого-то одного, а всех.

— Хм, верно, я-то всегда полагал, что кто-то может обманывать всех людей некоторое время или некоторых людей — все время, а ведь, действительно, искусство обманывает всех людей и все время.

— А кто первым придумал искусство? Вам, дьяволу, это должно быть известно.

— Разумеется, известно. И сейчас я вам это расскажу.

Глава седьмая Спрятанная