Клементина испытывала неотвязное беспокойство: вдруг однажды Рандольф натворит что-то такое, что вызовет сильнейший стыд у его отца? Памела знала, что эти опасения совсем не беспочвенны. «Я-то выросла в семье полнейших трезвенников, – отмечала Памела. – Отец у меня был трезвенник. Мать иногда пропускала рюмочку шерри – не более того». Жизнь с пьяницей ошеломила ее. Спиртное усиливало и без того неприятные стороны личности Рандольфа. Он затевал споры со всеми, кто оказывался рядом, будь то Памела, друзья, хозяева дома, куда они пришли в гости. Бывали вечера, когда он в ярости выскакивал из-за стола и удалялся. «Мне трудновато было решить, оставаться за столом или уйти вместе с ним, и все это меня очень беспокоило и расстраивало», – говорила Памела.
Она знала, что вскоре ей придется в одиночку бороться с потоком счетов. В октябре Рандольф перевелся из 4-го гусарского полка в десантно-диверсионное подразделение (отряд коммандос), которое сколачивал один из членов его клуба. Он ожидал, что гусары будут сопротивляться этому переходу, однако, к его немалому огорчению, ничего такого не произошло: его сослуживцы были только рады от него избавиться. Его двоюродный брат позже вспоминал: «Какое это было потрясение – услышать, что другие офицеры его недолюбливали, что им осточертели его выходки, что они с нетерпением ждали, когда же его пристроят к делу где-нибудь в другом месте»[674]
.В середине октября Рандольф отбыл в Шотландию, чтобы начать свою десантно-диверсионную подготовку. Памеле не хотелось вести жизнь одинокой приживалки Черчиллей в Чекерсе, и она надеялась найти где-нибудь недорогой дом, в котором она, Рандольф и Уинстон-младший могли бы вести семейную жизнь. Брендан Бракен, черчиллевский мастер на все руки, нашел для нее старый священнический дом в Хитчине (графство Хартфордшир), примерно в 30 милях к северу от Лондона: она могла снять его всего за 52 фунта в год. Чтобы еще больше снизить издержки, она пригласила Диану, старшую сестру Рандольфа, пожить там с детьми, а кроме того, позвала гувернантку своего детства, Няню Холл, чтобы та помогала с младенцем. Памела написала мужу незадолго до его отъезда: «О! Ранди, все было бы так славно, если бы ты только все время был с нами». Ее невероятно радовало, что у нее наконец-то будет свой дом, и ей не терпелось поскорее въехать. «О мой дорогой, это же такой восторг – это будет наша собственная семейная жизнь – мы больше не будем ютиться у других»[675]
.Дом нуждался в кое-каких улучшениях, но им то и дело мешала война. Мастер, вешавший шторы, исчез, не закончив работу. Его телефон не отвечал – в трубке стояла глухая тишина, и Памела решила, что его лондонский дом разбомбили. Столяра, нанятого для изготовления буфетов, отозвали – он должен был выполнить какой-то заказ для правительства. Он обещал подыскать кого-нибудь еще, кто смог бы доделать работу, но сомневался, сумеет ли его преемник найти необходимое дерево – товар, ставший дефицитным во время войны.
В доме имелось девять спален, и скоро все они наполнились жильцами. Тут стала обитать Няня; Диана с семьей; экономка; еще несколько работников; и, конечно, сюда вот-вот предстояло вселиться Памеле с младенцем, которого она звала то Оладушком, то Премьерчиком. Кроме того, мисс Бак, секретарша Рандольфа, пригласила своих соседей пожить в этом священническом доме – после того как бомба уничтожила их собственный. Мисс Бак очень извинялась, но Памела признавалась, что она в восторге. «Для нас это очень хорошо, – замечала она в письме Рандольфу, – потому что вчера местные власти пытались вселить к нам 20 детей, а мисс Бак честно сказала, что у нас и без того негде повернуться»[676]
.Но временная разлука с этим домом вызывала у нее беспокойство. «Жалею, что я прямо сейчас не могу приехать туда и посмотреть, что происходит, – признавалась она ему. – Я в полном восторге, что у нас живут эвакуированные, поскольку я сама в моем нынешнем состоянии мало что могу сделать, чтобы кому-то помочь, но я бы с удовольствием хозяйничала там сама, и я втайне надеюсь, что они не изгваздают наш милый дом».
Арендная плата была очень невысока, но содержать этот дом оказалось дорого. Одни только новые шторы и занавески оценивались в 162 фунта (примерно 10 000 сегодняшних долларов). К счастью, Клементина заранее согласилась оплачивать все соответствующие издержки. Но финансовые тяготы супругов все равно усиливались. «Пожалуйста, дорогой, оплати счет за телефон», – как-то раз написала Памела мужу[677]
.