Близ Риджентс-парка, по адресу Йорк-террес, 43, 99 членов Группы жертвоприношений и служения (английской ветви одноименной калифорнийской секты) собрались в заброшенном – как им показалось – доме для проведения службы в честь полнолуния. Крыша у здания была стеклянная. В центральном холле разложили на столах большой ужин а-ля фуршет. Но в 1:45 ночи в здание попала бомба. Погибли многие из сектантов. Позже спасатели обнаружили, что некоторые жертвы облачены в белые рясы – видимо, это были священники секты. Кровь на белом казалась в темноте черной. Одной из жертв стала Берта Ортон, архиепископ группы, адепт оккультизма. Когда ее тело нашли, золотой крест, инкрустированный бриллиантами, по-прежнему висел у нее на шее[1086].
Было почти 11 вечера, и «Мессершмитт Ме-110», пилотируемый Рудольфом Гессом, истратил почти весь запас горючего. Гесс имел лишь смутное представление о том, где находится. Пролетев над западным побережьем Шотландии и затем развернувшись, он снова очень сильно снизился, чтобы получше разглядеть ландшафт. Пилоты именовали такие маневры бреющим полетом. Он летел зигзагами, явно отыскивая какой-нибудь узнаваемый ориентир, а запасы топлива стремительно таяли. Уже стемнело – хотя пейзаж, расстилавшийся внизу, купался в лунном свете.
Осознав, что ему никогда не найти взлетно-посадочную полосу в Дангавел-хаусе, Гесс решил покинуть самолет на парашюте. Он увеличил высоту полета. Достигнув той высоты, которая должна была обеспечить безопасный прыжок, он выключил моторы и открыл кабину. Давление встречного ветра прижимало его к креслу.
Гесс вспомнил совет одного немецкого командира истребительного подразделения: чтобы побыстрее покинуть самолет, пилот должен перевернуть его – и пусть помогает сила тяжести[1087]. Проделал ли это Гесс, неясно. Самолет начал крутой подъем, и в этот момент Гесс потерял сознание. Очнувшись, он выпал из кабины, ударившись лодыжкой об один из хвостовых стабилизаторов, – и полетел вниз сквозь ночь, залитую луной.
Роберт Мейклджон, секретарь Гарримана, провел эту субботу на работе. Сам Гарриман отбыл в полвторого дня, чтобы вернуться в «Дорчестер» – «единственное место, где нам по-настоящему удается хоть что-то сделать», отмечал Мейклджон в дневнике. В итоге ему пришлось есть ланч прямо за рабочим столом и трудиться до пяти вечера – к своему большому неудовольствию. Затем он отправился на «шоу с девушками» в Театр принца Уэльского. Шоу именовалось «19 дерзких». Он надеялся на что-то лихое и рискованное, но вместо этого получил какой-то пресный водевильчик, тянувшийся с полседьмого до девяти. После этого он вернулся на службу, чтобы узнать, не пришел ли ответ на телеграмму, которую Гарриман утром отправил в Соединенные Штаты. Мейклджон уже направлялся домой, когда около 11 вечера завыли сирены воздушной тревоги. Он услышал стрельбу из зенитных орудий, но в остальном ночь стояла тихая, город ярко вырисовывался в свете полной луны. Он благополучно добрался до своей квартиры.
«Вдруг примерно в полночь [я] услышал, как какие-то предметы градом стучат по крыше, стенам и окнам здания, и сквозь задернутые шторы увидел яркие голубые вспышки, – писал он в дневнике. – Выглянув, увидел дюжины зажигательных бомб, плевавшихся на улице и в небольшом парке внизу, они рождали голубоватый свет, как от электрических искр, это был мой первый контакт с зажигалками». Тут он услышал в холле какой-то шум и обнаружил, что его соседи спускаются вниз – в бомбоубежище, находящееся в подвале здания. У кого-то из них был в гостях авиатор, предупредивший, что вслед за зажигательными бомбами неизменно сбрасывают куда более страшные.
«Я сразу понял намек», – писал Мейклджон. Он надел свою драгоценную шубу («Я не хотел, чтобы меня разбомбили») и тоже спустился вниз, чтобы начать свою первую (за всю жизнь) ночь в бомбоубежище.
Вскоре стали падать фугасные бомбы. В час ночи одна бомба ударила прямо за углом здания, воспламенив газовую магистраль, ярко озарившую ночь. Мейклджону показалось, что при свете этого зарева можно читать газету. «Это породило немалое волнение среди тех, кто понимал, что к чему, – писал он, – потому что это означало, что теперь бомбардировщики почти наверняка сосредоточатся на нас, используя пожары как мишень».
Опускались новые и новые зажигалки. «Потом бомбы какое-то время падали быстро, "сериями" по три и по шесть, звуки были как от залпов зениток». Загорелись верхние этажи соседних строений. Взрывы сотрясали здание, где находился он сам. Несколько раз, во время затиший, Мейклджон и три офицера американской армии выбирались наружу, чтобы оценить масштаб разрушений, но они старались заходить не дальше чем на один квартал[1088].