Страх и надежда. Как Черчилль спас Британию от катастрофы

Он никогда не обращался к общественности напрямую, прося о пожертвованиях. Вместо этого он целенаправленно концентрировал ее внимание на таких дарах. Когда сумма пожертвований достигала определенного уровня, жертвователь имел право дать имя конкретному истребителю; еще более высокая сумма позволяла дать имя бомбардировщику. «Мы задались целью дать имена целой эскадрилье», – вспоминал Дэвид Фаррер, один из секретарей Бивербрука[380]. Вскоре BBC стала каждый день называть имена этих жертвователей в вечерних новостях. Вначале Бивербрук направлял личное письмо каждому жертвователю, но с ростом количества доноров это стало слишком трудоемким, и он велел своим помощникам выбирать для его отклика те пожертвования, которые наиболее достойны внимания – или по размеру, или по истории, стоящей за этим подарком. Ребенок, отдавший на строительство самолета несколько пенсов, мог с такой же вероятностью получить письмо от министра, как и богатый промышленник, пожертвовавший крупную сумму.

Целый поток денег хлынул в министерство авиационной промышленности (по большей части это были небольшие суммы). Он собирался в «Спитфайровский фонд», как это стали называть сами жертвователи, часто предпочитавшие именно «Спитфайр» – самолет, который сделался настоящим символом воздушной войны (хотя в Королевских ВВС было больше «Харрикейнов», чем «Спитфайров»). Недоброжелатели Бивербрука пренебрежительно говорили, что этот фонд – просто еще один из его «трюков», однако вскоре общая скорость поступления пожертвований в него составила в среднем 1 млн фунтов в месяц (по современным ценам – около $64 млн). К маю 1941 года собранная сумма достигнет 13 млн фунтов (832 млн сегодняшних долларов), причем к этому времени, как пишет Фаррер, «название практически каждого большого города Британии красовалось на каком-нибудь самолете»[381].

Наличие этого фонда оказывало лишь незначительное влияние на общие объемы производства истребителей и бомбардировщиков, но Бивербрук придавал гораздо большее значение его моральному влиянию. «Он сделал войну личным делом бесчисленных мужчин и женщин, – писал его секретарь Фаррер, – и позволил с энтузиазмом вносить вклад в боевые действия».

Бивербрук нашел и другие подспудные способы повысить вовлечение общества. Подобно Черчиллю, он понимал, какой силой обладают символы. Он направлял пилотов Королевских ВВС на авиазаводы, стремясь наладить прямую связь между производством самолетов и теми людьми, которые на них летают. Он настаивал, чтобы на предприятия приходили настоящие пилоты с крылышками на форме, принимавшие участие в настоящих воздушных боях, а не просто чиновники Королевских ВВС, которым разрешили ненадолго покинуть кабинет. Кроме того, Бивербрук распорядился, чтобы по всей стране демонстрировались остовы подбитых немецких самолетов – причем общественность не должна была подозревать, что к таким показам причастен министр авиационной промышленности. Он видел огромную пользу в том, чтобы по городам, подвергшимся бомбардировкам, тягачи возили на платформах сбитые самолеты. Этот «цирк», как он его называл, всегда принимали на ура, но особое впечатление он производил в местах, наиболее пострадавших от немецких бомб. «Похоже, люди очень рады были увидеть этот самолет, – как-то раз сообщил Бивербрук премьеру, – и цирк подействовал на них очень сильно»[382].

Когда от фермеров, деревенских старост и владельцев площадок для гольфа поступали жалобы на немецкие самолеты, загромождающие их поля и лужайки, Бивербрук не спешил распоряжаться о вывозе этой техники, притом что он всегда весьма оперативно эвакуировал сбитые истребители Королевских ВВС, детали которых еще можно было использовать. После жалобы насчет одной площадки для гольфа он приказал оставить немецкий самолет на месте. «Игрокам будет полезно видеть эту разбившуюся машину, – заверил он своего специалиста по связям с общественностью. – Это поможет им уяснить, что сражения идут на самом деле»[383].

Придя в ярость от сопротивления Черчилля и от его заявлений, Гитлер приказал начать операцию, которой так опасалась Британия: полномасштабную атаку с моря. До сих пор не существовало никакого конкретного плана вторжения в Англию – научно обоснованного либо какого-то иного. 16 июля, во вторник, фюрер выпустил «Директиву № 16», озаглавленную «О подготовке к операции по высадке войск в Англии». Он дал этому плану кодовое название Seelöwe («Морской лев»)[384].

Директива начиналась так: «Поскольку Англия, несмотря на свое безнадежное положение с военной точки зрения, не демонстрирует никаких признаков стремления к взаимопониманию, я решил подготовить операцию по высадке войск в Англии и в случае необходимости привести этот план в исполнение».