Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

Время вылета обратно в Вашингтон будет объявлено в зале для прессы сразу же после заявления в вечер выборов.

Ред.: Что Макговерн делал после 15:30? Как он провел свое личное время? Чем он занимался в тот день?

ХСТ: Ну, он провел большую часть дня на том приеме в «Кантри Клаб»… Это был первый раз, когда я видел, что он пьет открыто на публике…

Ред.: Пил ли он более крепкие напитки, чем обычно?

ХСТ: Особенно не налегал, но вполне себе спокойно подходил к бару и говорил: «Э-э… дай-ка мне… водки и апельсинового сока». Обычно кандидаты в президенты так не делают. Он должен был попросить кого-то другого сходить заказать для него… И если кто-нибудь спросил бы, что он будет пить, он бы сказал: «Апельсиновый сок». Но к тому времени Макговерну уже было все равно, что люди подумают о его мелких пороках. В частности, корпус прессы… Странные отношения возникают, когда вы следуете за кандидатом в течение долгого времени. Вы становитесь своего рода… друзьями-врагами… не доходя до той черты, когда это может стать опасным… Во время этой кампании это происходило в течение последнего месяца или около того… В моем случае я стал скорее рекламным агентом для Макговерна, чем журналистом. Что, вероятно, и объясняет, почему я сделал эту ужасную ставку, хотя не было ни одного репортера в корпусе прессы, кто думал, что Джордж проиграет больше десяти пунктов… кроме Джо Элсопа. Тот сказал, что Макговерн не получит больше 40 процентов голосов.

Ред.: Другие были более оптимистичны?

ХСТ: Ну… было ощущение подвешенности… Не ожидания… это не то слово: было своего рода чувство неопределенности, зловещее понимание того, что вечер не будет приятным. Мы все знали это, но никто не говорил об этом. Штаб-квартира Макговерна была в центре «Холидей Инн», и там царило ложное веселье. На верхнем этаже был бар типа большого стеклянного купола. Люди пропускали там по несколько стаканчиков и делали вид, будто ни один из них не знает, что должно произойти. Я вспоминаю, как провел там несколько часов с Роном Розенбаумом из Village Voice и Бобом Грином из Chicago Sun Times, и я не помню, чтобы мы вообще говорили о выборах… Мы просто говорили о том, как странно сидеть в Су-Фолсе на самом верху «Холидей Инн»… Удивлялись, что за песни были в музыкальном автомате… Это как собираться посетить супружескую пару, находящуюся на грани развода… Вы все уже знаете и приглашены на обед, но никто не упоминает об этом. Вы сидите, слушаете музыку и говорите о… Я не знаю… О Суперкубке… или поросячьих бегах… или…

Ред.: Поросячьих бегах?

ХСТ: Ну да. Поросячьи бега — это что-то невероятное. Драматизм. Напряжение. Скорость. Я полагаю, мы все… Мы все думали, что то, что произойдет… У них был оборудован гигантский пресс-центр с бесплатным баром, около 50 печатных машинок и шесть телевизионных приставок на одном конце комнаты, и я думаю, что мы все просто ждали до 18:00, то есть до семи по восточному времени, когда закрываются избирательные участки в Нью-Йорке и Массачусетсе… Мы хотели посмотреть, как дело будет медленно накрываться медным тазом. Я думаю, все предполагали, что к полуночи все будет кончено. Единственный вопрос заключался в том, насколько плохо все будет… Но то, что произошло, было… Ну, я решил не идти в пресс-центр, а предпочел посмотреть первые телевизионные объявления результатов с некоторыми из ближайших сотрудников Макговерна. Казалось более подходящим подняться на девятый этаж, где оставалось большинство штатных сотрудников, которые смотрели объявление первых результатов с некоторыми из ключевых людей Макговерна — теми, кто был к нему ближе всех. Я знал, что Джон Холум и Сэнди Бергер, два спичрайтера, оставались там, в комнате, так что я снял трубку местного телефона в вестибюле около 18:15… Я слышал, что некоторые из результатов уже есть, но не знал, какими они были на тот момент… И они, казалось, не имели большого значения… «Слишком рано», — думал я… Когда Холум ответил, я спросил, занят ли он, и если нет, то можно ли мне прийти и выпить, и посидеть рядом, и подождать результатов… Он сказал: «Не беспокойтесь… Все кончено… Мы уничтожены… Черт, мы теряем все!»

Ред.: Когда это было?