Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

Где-то играл оркестр, а главный политический обозреватель какой-то газеты из Австралии вещал в телефон диспетчерской, питая мудростью Маски своих читателей, живущих в сердце Зеленого континента, непосредственно из Апельсинового штата.

К середине дня пассажиры поезда столкнулись с серьезной моральной проблемой: по меньшей мере половина представителей прессы уже давно погрузилась в беспробудное пьянство. Некоторые успели просто отключиться, но большинство сумели просмотреть подготовленный текст речи Большого Эда и сказали: «Черт с ним». Теперь, когда поезд снова побежал на юг, девушки Маски раздавали бутерброды, а О. Б. Макклинтон, «черный ирландец музыки кантри», пытался заманить людей в вагон-гостиную для «хорового пения».

На это ушло время, но в конце концов они собрали толпу. Тогда один из сотрудников Маски, напоминавший типа из колледжа, возглавил действо: он говорил черному ирландцу, что надо играть, подначивал других людей из персонала, и в итоге все запели хором новую песню кампании Большого Эда: «Он получил весь штат Флорида… В его руках…»

В этот самый момент я смотался. Сцена была чисто никсоновская — она так сильно напоминала митинг для поднятия духа в клубе молодого республиканца, что я вспомнил о состоявшемся чуть раньше разговоре с репортером из Атланты.

— Вы знаете, — сказал он, — полдня я не мог понять, что же именно беспокоит меня в этих людях. — Он кивнул в сторону группы аккуратно одетых молодых сотрудников Маски, стоявших в другом конце вагона. — Я освещал множество кампаний демократов, — продолжил он, — но еще никогда не чувствовал себя так некомфортно с этими людьми.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я.

— Конечно, — сказал он. — Это очевидно — и я наконец-то выяснил причину.

Он усмехнулся и снова посмотрел на людей Маски.

— Вы знаете, в чем дело? — спросил он. — В том, что эти люди ведут себя, как проклятые республиканцы! В этом-то и вся проблема. Я не сразу, но все-таки понял это.

Мало кто из журналистского истеблишмента готов стоять за то, что агрессивная напыщенность, обливание помоями и едва скрытая враждебность со стороны кандидата должны сподвигнуть профессионального репортера на безжалостное возмездие, а что может быть безжалостнее, чем заставить фаворита от демократов прервать выступление, потому что какой-то опасный фрик с пропуском для прессы хватает его за ноги и требует подать ему еще джина?!

Лично я тоже не стал бы отстаивать эту идею, даже если бы вопрос о «возмездии» на самом деле встал передо мной… Я просто не могу выбросить в кровь столько адреналина, чтобы вовлечься в какой-то низкосортный заговор с целью унизить безвредного идиота вроде Эда Маски на вокзале во Флориде[43].

Но это вовсе не говорит о том, что я не готов заинтересоваться каким-то более стильным действом: например, выпустить на волю 50 000 летучих мышей в зале партийного съезда в вечер выдвижения на пост президента Хьюберта Хамфри. Однако я не возлагаю больших надежд на то, что это будет что-то достаточно изобретательное, и большинство людей, способных на нечто подобное, наверняка согласятся со мной, что выдвижение Хьюберта на пост президента уже будет достаточным наказанием само по себе.

Что же касается Маски и его проклятущего глупого поезда, моим единственным желанием при виде сцены с хоровым пением было как можно скорее убраться подальше. И я бы мог втихую смотаться в Майами в пятницу вечером, если бы мы не столкнулись с Дебоширом и не зависли до шести утра субботы. В тот момент все, что меня действительно волновало, — это как на чьих-то колесах рвануть обратно в Майами.

Дебошир согласился, и, так как поезд уезжал уже через два часа, это, очевидно, был самый простой путь. Но специалисты по работе с прессой Маски решили, что мое отношение было слишком негативным и, вероятно, лучше оставить меня спать, что они и сделали, и есть определенная поэтическая справедливость в том, какие последствия имело это решение. Оставив меня в отеле, они невольно устранили единственного человека, который мог бы в поезде держать Дебошира под контролем.

Но, конечно, они понятия не имели, что он присоединится к ним. Никто даже не знал, что Дебошир существует, пока он не появился в вагоне-гостиной с моим пропуском для прессы и не начал крыть всех налево и направо, обозвав, например, корреспондента New York Times Джонни Эппла «уродливым маленьким макаронником».

Согласно рассказу другого репортера, это произошло примерно тогда, когда «люди начали пытаться убраться с его пути». И тогда же, как вспоминает Монте Читти, Дебошир начал заказывать такие штуки, как «тройной “Джин Бак” без бака». С этого момента все покатилось под откос.