Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

За две недели до выборов опросы показывали, что Маски идет в гонке более или менее вровень с Хамфри и значительно опережает Макговерна, но даже его сотрудники не поверили этому. Они продолжали улыбаться, однако их моральный дух был подорван и уже не подлежал восстановлению после того, как во Флориде Маски созвал совещание на следующий день после предварительных выборов и объявил, что покидает гонку. Им удалось отговорить его, согласившись работать без оплаты вплоть до окончания выборов в Висконсине, но когда слух об отклоненном отзыве кандидата просочился в прессу… Ну, на этом все и кончилось. Никто не опубликовал эту информацию, никто не упомянул о ней по радио и телевидению, но с этого момента единственное, что поддерживало жизнь в кампании Маски, — это беспощадная политическая версия старого театрального правила «Шоу должно продолжаться».

На последней неделе кампании даже сам Маски стал намекать на то, что он знает о своей обреченности. В какой-то момент во время агитационной поездки по городам в долине реки Фокс вблизи Грин-Бэй он впал в публичный психоз и начал говорить что-то о «необходимости чуда»… А потом, когда ощущение упадка уже стало распространяться, как лужа мочи на бетоне, он пригласил журналистов, освещавших кампанию, отпраздновать его 58-й день рождения в небольшом отеле в Грин-Бэй. Но вечеринка оказалась испорчена, когда его жена вмазала куском праздничного торта по физиономии репортера Newsweek Дика Стаута, заявив: «Один дружественный поступок заслуживает другого, а, Дик?»[58]

Утренние новости

Наконец-то нам явлена истина. Я ждал этого всю ночь. Ничего другого не было доступно с того момента, как Уолтер Кронкайт завершил свою передачу вчера вечером в десять, когда уже было ясно, что Макговерн стал победителем, а Джордж Уоллес уверенно занял третье место.

Нельсон Бентон из CBS берет интервью у Уоллеса и спрашивает: «Правда ли, что вы решили скорректировать свои действия?»

Уоллес отвечает ему озадаченной усмешкой. Он никогда не считал нужным искать дружбы со СМИ.

Появляется Хамфри: «Я думаю, что мы проделали здесь хорошую работу, и я с нетерпением жду следующих предварительных выборов — в Индиане, Огайо и Пенсильвании».

Маски направляется в Чикаго для мучительной встречи со своими спонсорами, чтобы решить, останется ли он в гонке. Он уже потратил 1,5 млн долларов, и итогом стал полный провал.

Но новости не помогают. Фрэнк Макги на NBC ведет себя, как алкаш: «Здесь с нами сегодня утром в Висконсине находится победитель — сенатор Проксмайр, а также его прекрасная супруга. (Пауза.) Я сказал Проксмайр? Я имел в виду Макговерн… Конечно… Итак, здесь с нами сегодня утром сенатор Макговерн и его супруга…»

* * *

Где-то около семи вечера в пятницу — за три дня до предварительных выборов в Висконсине — я оставил свой тоскливый люкс в «Шератон-Шредере» и через весь город отправился в штаб-квартиру Макговерна в «Милуоки Инн», комфортабельный, любопытного вида мотель в жилом районе неподалеку от озера Мичиган. Улицы обледенели после снегопада, а у моего прокатного фиолетового «мустанга» не было зимних шин.

Машина оказалась крайне норовистой — настоящая детройтская классика, очевидно, собранная джанки, чтобы преподать всем нам урок. Я снял воздушный фильтр для того, чтобы вручную манипулировать автоматической воздушной заслонкой, но вот исправить нервирующую задержку педали газа не представлялось возможным. Она вела себя совершенно непредсказуемо. На одних светофорах автомобиль трогался нормально, но зато на других застывал с заглохшим двигателем, который, казалось, хотел больше бензина, а потом вдруг делал резкий рывок вперед, словно мул, обезумевший от укуса пчелы.

Каждый красный сигнал светофора грозил катастрофой. Иногда я трогался медленно, вместе с остальным потоком транспорта… Но примерно на каждом третьем светофоре эта чертова бесполезная машина упиралась в течение секунды или около того, как бы давая другим фору, а потом делала скачок и неслась вперед на максимальной скорости, уходя в занос.

К тому времени, как я добрался до «Милуоки Инн», все три полосы движения на Стейт-стрит были в полном моем распоряжении. Каждый, кто не мог держаться на безопасном расстоянии впереди меня, предпочел отстать и тащиться сзади. Я не удивился бы, если бы кто-то записал мой номер, решив, что я опасный пьяница или торчок. Вполне можно было ожидать, что к тому времени, когда я вернусь обратно к машине, каждый коп в Милуоки будет предупрежден и готов схватить меня при первом же появлении.

Я раздумывал об этом, когда вошел в столовую и увидел Фрэнка Манкевича за столиком у задней стены. Когда я подошел к нему, он поднял голову с противной усмешкой и сказал: «А-а, вот и ты. Я удивлен, что у тебя хватило храбрости прийти сюда после того, что ты написал обо мне».