Страх и трепет. Токийская невеста

Тут-то мне стало ясно, почему в Японии так плохо дело с иностранными языками.

Был еще эпизод, когда каждому предложили рассказать о своей стране. Подошла моя очередь, и я вдруг четко осознала, что унаследовала непростое геополитическое досье. Все рассказывали об известных странах. Только мне одной пришлось уточнять, в какой части света находится моя родина. Жаль, что там сидели немецкие студенты, иначе я могла бы нести что угодно, показать на карте какой-нибудь остров в Тихом океане, рассказать о дикарских обычаях, таких, например, как задавать вопросы учителю. Но пришлось ограничиться стандартным набором сведений. Пока я говорила, сингапурцы с таким увлечением ковыряли в своих золотых зубах, что я приуныла.

В субботу «мерседес» показался мне еще белее, чем всегда.

Ринри сообщил, что мы едем в Хаконэ.

Я ничего о Хаконэ не знала и попросила меня просветить. Немного помявшись, Ринри сказал, что я сама увижу. Дорога показалась мне страшно длинной, к тому же ее перегораживали бесчисленные пункты дорожных сборов.

В конце концов мы подъехали к огромному озеру, его окружали горы и живописные тории.[17] Люди приезжали сюда покататься на лодках или водных велосипедах. Я про себя улыбнулась. Значит, Хаконэ – место воскресных прогулок токийцев, настроенных на ламартиновский лад.[18]

Мы поплавали по озеру на прогулочном катере. Я наблюдала за японскими семьями, которые любовались красотами, одновременно подтирая младшего отпрыска, и почти опереточными влюбленными, держащимися за руки.

– Вы привозили сюда свою девушку? – спросила я.

– У меня нет девушки.

– Но ведь когда-то была?

– Да. Но я не привозил ее сюда. Значит, я первая удостоилась этой чести. Наверно, потому что я иностранка.

На палубе из репродуктора лились томные песни. Мы ненадолго причалили, осмотрели тории и совершили поэтичную прогулку по размеченным дорожкам. Парочки останавливались в специально отведенных местах и взволнованно созерцали озеро через тории. Дети ревели и визжали, словно предупреждая влюбленных о том, чем обернется эта романтика в будущем. Я посмеивалась.

Потом Ринри угостил меня кори – кусочками колотого льда из зеленого чая. Я жадно набросилась на это японское мороженое, которого не ела с детства. Оно хрустело на зубах.

На обратном пути я долго раздумывала, почему он повез меня в Хаконэ. Конечно, я была очарована этой традиционной японской прогулкой, но ему-то она зачем понадобилась? Наверно, я чересчур все усложняла. Японцам в большей степени, чем другим народам, свойственно что-то делать просто потому, что так принято. Вот и хорошо.

* * *

Я чувствовала, что Ринри ждет приглашения нанести мне визит. Этого требовала элементарная вежливость, ведь я столько раз бывала у него дома.

Однако я упорно избегала его приглашать. Принимать кого-то у себя всегда было для меня мукой. Причины этого мне недоступны, но мое жилище по определению не то место, куда можно звать гостей.

Как только я начала жить самостоятельно, первая же моя квартира мгновенно стала похожа на захламленный сквот, заселенный беженцами-нелегалами, готовыми смыться при появлении полиции.

В начале марта позвонила Кристина. Она собиралась на месяц в Бельгию повидаться с матерью и попросила меня в порядке одолжения пожить в ее квартире и присмотреть за цветами. Я согласилась и отправилась к ней получать инструкции. Войдя, я глазам своим не поверила: это оказалась шикарная квартира в суперавангардистском здании с роскошным видом на футуристический квартал. Совершенно ошалев, я слушала объяснения Кристины, как управляться с этим чудом прогресса, где все, разумеется, было автоматизировано. Комнатные растения выглядели каким-то анахронизмом, доисторическим пережитком, случайно сохранившимся здесь лишь затем, чтобы я могла месяц пожить в этом дворце.

Я еле дождалась отъезда Кристины и немедленно заселилась на ее межпланетную станцию. Сразу было ясно, что эта квартира не моя. В каждой комнате имелся пульт для управления музыкальным центром, а заодно и температурой в помещении и массой разных приспособлений, находившихся в других комнатах. Не вставая с кровати, я могла приготовить еду в микроволновке, запустить стиральную машину и закрыть шторы в гостиной.

К тому же из окна был виден штаб сил самообороны в Итигая, где Юкио Мисима совершил ритуальное самоубийство. У меня было ощущение, что я живу в необычайно важном для человечества месте, я без конца ходила взад-вперед по квартире, слушая Баха и осмысляя непостижимую созвучность клавесина этой потусторонней урбанистической панораме и пронзительно-синему небу.

На кухне умный тостер сам выбрасывал тосты, когда чувствовал, что они уже готовы. При этом раздавался чарующий звон. Я программировала себе целые концерты из звуковых сигналов бытовой техники.

Здешний телефон я дала только одному человеку, и он не замедлил позвонить.

– Как квартира? – спросил Ринри.

– Для вас, может быть, ничего особенного. Но для меня это что-то невероятное. Вот придете на урок в понедельник и увидите.