Страх. История политической идеи

В рамках элит немногие обстоятельства могут пробудить это ощущение вселенской угрозы — и соответствующую потребность в сотрудничестве элит — более остро, чем война и слухи о ней, так как война находится в противоречии с общественным порядком. С одной стороны, угроза или реальность военного нападения требует единства общества, единства, которое смягчило бы разногласия. С другой стороны, войны расшатывают сложившиеся установления, возникает угроза того, что другие люди придут к власти и опрокинут прежние элиты. Взять ли белых плантаторов после Гражданской войны в США, российского царя после Первой мировой войны или Линдона Джонсона во время войны во Вьетнаме — история полна примеров падения элит после военных поражений или неспособности достичь быстрой победы. Кроме того, современная война может оказывать влияние на повседневную жизнь людей, выводить на историческую сцену новых действующих лиц и классы⁵⁶. Рядовые граждане, возбужденные грандиозной исторической драмой, посылают своих сыновей и дочерей на поля сражений или в заводские цеха с целью выдвигать давно подавлявшиеся требования продвижения вперед. Кладя конец десятилетиям неравенства, войны побуждают низшие классы подняться, что способствует опасениям элит за свое господство. Чтобы противостоять вызовам снизу, элитам приходится прибегать к плетению тонких кружев, смешивая страх народа перед врагом со своим собственным страхом перед движением к внутренним реформам. Эти кружева не суть цинизм: многие элиты искренне считают, что реформаторские движения несут в себе угрозу их власти, национальному единству и гражданскому порядку, а в военное время эти три компоненты составляют неразрывное триединство.

Мы могли наблюдать такое смешение внешних и внутренних страхов элит во время холодной войны. Дж. Эдгар Гувер, до сих пор не оцененный столп антикоммунизма, был рожден и воспитан в Вашингтоне рубежа столетий, который в то время представлял собой северный аванпост «южной, белой, христианской цивилизации малых городков». Расизм и сегрегация были краеугольными камнями его убеждений; религиозный плюрализм означал, что лютеране, пресвитериане и методисты в вере находились бок о бок. Когда Гувер считал коммунизм угрозой для цивилизации, он имел в виду именно такую цивилизацию. Поэтому он и направлял деятельность ФБР против каждого — от Национального агентства по содействию прогрессу цветного населения и Мартина Лютера Кинга до Сэмми Дейвиса-младшего и Сесара Чавеса[44], против всех, кого считал «частицей врага, опасного для американских ценностей» (как он позднее выразился в отношении женского движения), и тем самым угрозой для «внутренней безопасности нации»⁵⁷. Гувер нашел множество союзников своих кампаний среди консервативных конгрессменов, видевших красное буквально в каждом мазке «Нового курса». По словам одного влиятельного сенатора от Северной Каролины, «отказываясь от принципов добровольности [капитализма, основанного на принципе laissez faire], мы немедленно попадаем в объятия коммунизма… Не может быть половинчатого контроля». Как отмечалось в одном докладе Конгресса, реформистская политика Национального совета по трудовым отношениям «Нового курса» «имеет оттенок философского понимания отношений между нанимателем и работником как классовой борьбы», что «чуждо истинной американской концепции промышленного предпринимательства» и интересам «сохранения капиталистической системы частного предпринимательства»⁵⁸.