Страх. Как бросить вызов своим фобиям и победить

Сначала они определили, что ребенок боялся (что вполне естественно) внезапных громких звуков. Затем, когда Маленькому Альберту (так они его называли) показали несколько небольших животных и стало понятно, что он их не боится, Уотсон и Рейнер начали сам эксперимент. Когда ребенку было немногим больше одиннадцати месяцев, один из исследователей показал ему белую лабораторную крысу. Когда Альберт дотронулся до животного, другой исследователь, стоявший позади него, ударил молотком по длинному куску стали, произведя громкий звук. «Ребенок очень сильно вздрогнул и упал лицом вниз, – писали Уотсон и Рейнер, – зарывшись лицом в матрац».

Много раз повторять это сочетание шума и крысы не пришлось: Альберт быстро научился ассоциировать одно с другим. Довольно быстро Уотсон и Рейнер смогли вызвать у него хныканье, слезы и попытки спрятаться от крысы, даже если звуковой стимул не присутствовал. Более того, они обнаружили, что Маленький Альберт теперь плакал и отшатывался от кролика, собачки и мехового пальто, которых он уже видел раньше и не боялся. Уотсон и Рейнер успешно выработали фобию, или по меньшей мере паттерн страха, у ребенка, у которого ранее его не было.

Неизвестно, что стало с Маленьким Альбертом после эксперимента и остался ли у него страх перед пушистыми созданиями на всю его жизнь. Но мы все же знаем кое-что о судьбе собак Павлова. Годы спустя после первых экспериментов во время сильнейшего наводнения его лабораторию затопило, и многие из этих животных утонули. Выжившие собаки проявляли признаки водобоязни всю оставшуюся жизнь.

Примерно в то же время, когда Павлов заставлял собак выделять слюну по сигналу, Зигмунд Фрейд заложил основы психоанализа. Если Декарт рассматривал возможность того, что боящийся кошек ребенок, возможно, в раннем детстве испытал связанные с ними неприятные переживания, то Фрейд выбрал иной, более трудный путь. В своем исследовании Маленького Ганса (1909 год), ребенка, который стал свидетелем страшного падения запряженной в экипаж лошади на улице и после этого начал бояться лошадей, Фрейд утверждал, что Ганс страдал от варианта того, что он назвал эдиповым комплексом. Как писал Фрейд, на самом деле мальчик боялся отца, а вовсе не лошадей, и этот страх стал результатом сексуального влечения ребенка к матери (трудно не задуматься, что сказал бы Фрейд о моих заскоках: может, моя нерешительность на эскалаторе была чем-то большим, чем всего лишь чувством уязвимости маленького ребенка перед большой движущейся машиной? Пожалуй, я не хочу знать, что бы он мне ответил).

В наши дни Фрейд известен такого рода теориями, и его влияние на психологию и психиатрию огромно. Однако карьера Фрейда едва не пошла совсем по другому пути. Он изучал нервную систему рыб и раков и принял участие в разгоревшейся в то время дискуссии о том, как сообщаются клетки нашего мозга. Фрейд настаивал (и, как оказалось, правильно) на том, что между нейронами имеется физическое расстояние, а в 1895 году он написал, что «основное содержание этого нового знания заключено в том, что нервная система состоит из отдельных, одинаково построенных нейронов… которые примыкают друг к другу как к чуждым частицам ткани»[2]. Нейробиолог Джозеф Леду приписывает Фрейду выражение «контактные барьеры», характеризующее точки соединения между нейронами. «Хотя для своего времени эти понятия были поразительно новыми, – пишет Леду, – Фрейд ощущал, что прогресс в понимании мозга будет, на его взгляд, слишком медленным, поэтому ушел от нейронной теории разума и занялся чисто психологическими вопросами. Остальное – история».

Фрейд не ошибался: до множества важных достижений неврологии оставались еще целые десятилетия. Но, к счастью для тех из нас, кто страдает от фобий и других проблем, связанных со страхом и тревожностью, понимание физических механизмов мозга ушло далеко вперед.

Я помню, когда впервые узнала о классическом условном рефлексе. Это было в шестом классе, примерно в то же время, когда у меня случился первый припадок. На Рождество мне подарили кассету с дебютным альбомом группы Barenaked Ladies – Gordon. Я не вполне понимала их тексты, очень насыщенные и пронизанные аллюзиями, а вторая строфа четвертого трека на стороне «А», Brian Wilson, содержала упоминание о собаках Павлова.

Я представляю себе темный вечер в нашей гостиной, старинный деревянный шкаф, на котором стоял наш стереомагнитофон, то, как я вставляю кассету в деку, а потом вынимаю из коробочки от кассеты напечатанные мелким шрифтом тексты и сосредоточенно их изучаю. Как обычно, если я не могла что-то понять, я обращалась к маме. Она и объяснила мне основы работы Павлова.

Тогда это было мне не очень понятно. Зачем нужно заставлять собаку пускать слюни без причины? Но я запомнила мамин ответ и до сих пор всегда, когда думаю об условном рефлексе, слышу голос солиста Стивена Пейджа, негромко поющий у меня в голове. Назовем это условным рефлексом!