Выражение пылкого желания залило румянцем ее красивое лицо. Веки затрепетали. Длинные ресницы то опускали, то поднимали свою тень. Усталым жестом она опустила руки и, почти шепотом, добавила:
— И, однако, я охотно отказалась бы от этого всего…
Порывисто, гибким движением тела она вскочила. Она отряхнула травинки, приставшие к юбке. Закинув руки, она снова воткнула в прическу свои шляпные шпильки и сделала несколько шагов по направлению к каналу. Металлический блеск юркого линя оживил сонную воду. Марсель поднял книгу. Толстый том оттягивал его руку своей безнадежной тяжестью.
— Марсель!..
Он обернулся. Жюльетта звала его, как зовут на помощь. В ее голосе было что-то молящее. Он подошел. Когда он очутился рядом с ней, она сказала:
— Что бы вы подумали, если бы узнали в один прекрасный день, что я сделала что-нибудь нехорошее?
Она спохватилась.
— О, не совсем уж гадкое, но почти…
— Жюльетта…
Она настаивала:
— Предположите, что это случилось.
— Вы неспособны сделать дурное, Жюльетта.
Она грустно улыбнулась:
— Я привязана к вам, Марсель, и мне хотелось бы, чтобы вы не сомневались во мне, что бы ни случилось. Вот и все!.. А теперь вернемся домой. Я уверена, что сейчас уже пять часов по крайней мере. А мне надо еще скроить себе платье. Господин де Валантон, папин друг, приезжает через две недели, и мне надо не слишком испугать его своим видом.
Она засмеялась отрывистым смехом и спокойно добавила:
— Не застегнете ли вы на моей блузке пуговку, которая расстегнулась, на спине?.. Я не достану.
Он пытался, неловко, держа книгу под мышкой. Будучи слегка близорук, он придвинулся ближе. Из-под прозрачного батиста просвечивала кожа плеч и рук. Он вдохнул их жаркий и молодой аромат. От Жюльетты пахло травой, тканью и кожей.
Медленно направлялись они снова по дороге, по которой шли раньше. Трава была позолочена солнцем. Шаги их тонули в мягкой и шуршащей гуще. Когда они дошли до калитки огорода, Марсель сделал движение, чтобы открыть ее, в ту же минуту, что и Жюльетта; руки их встретились на ивовом плетне. М-ль Руасси прошла первая. На мостике Марсель остановился: Жюльетта направилась к дому, меж тем как он остался склоненным над перилами. Ласточки прорезали воздух над водой, которая отчетливо отражала воздушный серп их острых крыльев.
VII
«Действительно схожими являются только те портреты, которые писаны не с нас, но которые в силу какого-то таинственного случая сделались нашими. Так, у меня есть терракотовая фигурка Клодиона, головка которой словно вылеплена с мадемуазель Руасси»…
Произнеся эти слова в вечер своего прибытия в Онэ, г-н де Валантон взглянул на молодую девушку. Огонь свечи, о который он зажигал папиросу, освещал его тонкое и умное лицо; он был обаятелен, г-н де Валантон, и с первой же минуты он бесконечно понравился Марселю Ренодье своей изысканностью и вежливостью. У него были на все свои утонченные и оригинальные взгляды, и он высказывал их с изящной небрежностью. Он думал о людях не хорошо и не дурно и воплощал в себе тот род здравого скептицизма, который относится к жизни не слишком доверчиво, но и не слишком враждебно.
Он завоевал расположение Марселя Ренодье, беседуя с ним о его отце. Он знал, что Ги де Вальвиль и Поль Ренодье были одним лицом. Он присутствовал на первом представлении «Школы Глупцов» и был одним из первых читателей «Человека и Жизни». Он равно восхищался в Поле Ренодье и блестящим драматургом, и острым мыслителем. Марсель испытывал глубокое удовольствие, слушая, как тот оценивал произведения его отца. Гордясь творчеством отца, он сам иногда подумывал о писательстве, но что он мог сказать о жизни такого, чего не сказал уже о ней его отец?
Г-н де Валантон в своем друге Руасси весьма скоро открыл слабое место: поэтому он не уставал расточать похвалы по адресу г-жи де Бруань, к которой г-н Руасси повез его с визитом. «Она поистине изумительна! Господину де Бруаню, вероятно, было горестно умирать, оставляя после себя столь привлекательную вдову. Это замечательная женщина». Г-н Руасси расцветал. Разумеется, он был счастлив таким соседством. Сношения между Онэ и Корратри завязались только три года тому назад, после смерти несносного г-на де Бруаня, бывшего при жизни самым сварливым из соседей. Вдова не походила на него, поэтому между нею и Руасси установились наилучшие отношения. И г-н Руасси фатовато поглаживал свою седеющую бородку с таким видом, что Марсель Ренодье спрашивал себя, нет ли чего-нибудь серьезного между г-жою де Бруань и г-ном Руасси. Сдержанная улыбка г-на де Валантона, казалось, свидетельствовала об отсутствии у него на этот счет сомнений, что приводило в восторг г-на Руасси. Г-н де Валантон всем нравился…