Страх любви

— Обещайте ему, что я отыщу для него что-нибудь… Но почему бы вам не выбрать самому?

С этими словами Сириль Бютелэ раскрыл папку.

Венеция оживала на этих легких листах, та подлинная Венеция, которая скрывается за ее пышной и праздничной декорацией, Венеция покинутых дворцов и темных calli [16], Венеция бесчисленных мостов и пустынных campi [17], та Венеция, где можно заблудиться, преследуя накинутую на узкие плечи шаль, где белье развешено на окнах, где клетки качаются на балконах, где сады, поверх красноватых стен, показывают остроконечную вершину кипариса или лиловую гирлянду глицинии… Время от времени художник наклонялся и шептал какое-нибудь название.

— Вот это — уголок Кьоджи!..

И Сириль Бютелэ стал описывать морской город, с его широкой улицей, вымощенной мраморными плитами, грязной и в то же время великолепной, с героически выгнутою дугою его моста, на котором балюстрада заканчивается двумя сидящими львами, с его портом, где сушатся сети и плавают верши; Кьоджу, которая по всей лагуне рассылает свои странные пузатые барки с желтыми парусами, украшенными черными или красными рисунками, рисунками кабалистическими, наподобие тех, что видишь на крыльях у некоторых бабочек; Кьоджу, которая вместе с Маламокко сторожит выход в открытое море, Кьоджу…

Марсель Ренодье слушал. Он смотрел, как художник скручивал папиросу своей нервной и тонкой рукой, умевшей передавать лики действительности, к которой глаза его были так утонченно-чувствительны, — той рукой, которая так недавно с готовностью писала сладострастное нагое тело и которая сейчас должна была на полотне, послушном и верном, передать прекрасные черты Жюльетты де Валантон.

XIII

— Дома господин Бютелэ?

Привратница, толстая женщина, поливавшая на столе горшок с чахлым папоротником, издала утвердительное ворчание.

Марсель Ренодье закрыл дверь швейцарской. Обернувшись, он вдруг очутился лицом к лицу с г-жой де Валантон.

Она возвращалась от художника. Одетая вся в белое, она опиралась на ручку сложенного зонтика. Лицо ее улыбалось в тени широкой шляпы. Счастливым и удивленным голосом она воскликнула:

— Ах, это вы, Марсель!.. Здравствуйте!

Рука, которую она ему протянула, была без перчатки. На одном из пальцев сверкал огонь крупного изумруда. Нежное, гибкое и долгое пожатие этой руки усилило его волнение. Он сделал движение, чтобы высвободить свою руку.

— Ага, дикий человек, я вас поймала и больше не пущу! Вы опускаете лицо? Да, вам есть чего стыдиться!

Жюльетта де Валантон смеялась. Ее губы приоткрывали белый и ровный ряд зубов. Это была прежняя Жюльетта; только щеки ее стали полнее, подбородок своевольнее. Марсель что-то пробормотал.

— Можете говорить, что вам угодно, но вы все же дикий человек и неверный друг! Знаю, ваш траур… Но это не извинение: стоило вам только дать мне знать; у меня не всегда бывают люди… Но вы не захотели видеть меня… и даже сейчас вам неприятно, что вы меня встретили.

— О, нет, дорогая госпожа де Валантон! Я очень счастлив вас видеть, уверяю вас; но я живу уединенно, совсем один… Я знал, однако, что Бютелэ пишет ваш портрет…

— Мой портрет плохо подвигается… Это моя вина: я плохая модель и часто пропускаю сеансы. О, господин Бютелэ очень снисходителен. Однако он не очень доволен мной, так как я предупредила его, что не могу позировать всю эту неделю. Первые весенние дни утомляют меня. Сегодня я не была бы в состоянии сидеть на месте… Будьте добры, проводите меня хотя бы до коляски; я оставила ее на бульваре Сен-Жермен: ненавижу эту улицу Бак, вечно запруженную народом… Эта погода невыносима, вы не находите? Я чувствую себя совсем разбитою. Ах, я уже не прежняя деревенская обитательница Онэ!..

Они пошли рядом, молча, по тротуару. То была действительно она, и то был в самом деле он, все с тем же грустным и унылым видом. На бульваре она раскрыла зонтик. Марсель, стесненный контрастом этого светлого платья с его траурным одеянием, пропустил ее вперед. Она обернулась:

— Марсель, я так рада, что вижу вас снова! Мне хорошо! Поедемте ненадолго в Булонский лес… Не отказывайте мне в этом. Вы пойдете к господину Бютелэ завтра. Тем хуже для вас, вы теперь мой пленник… А, вот и коляска!

Кучер, завидя г-жу де Валантон, подъехал. Стоя за нею, Марсель в смущении колебался.

— Но я не знаю, могу ли…

Но уже сев в коляску, она оправляла платье, чтобы освободить для него место. Он вспомнил маленькую лошадку в Онэ и свое прибытие на станцию.

— Чего вы не знаете? Ну же, садитесь!.. Неужели это из-за моего мужа?

Она засмеялась слегка принужденно, меж тем как лошади пошли рысью; потом она лениво прислонилась к подушкам. От свежего ветерка затрепетал локон ее волос около уха. Она сложила зонтик, подставив лицо солнцу, и слегка прищурила глаза.

— Как хорошо! Ах, в Булонском лесу будет чудесно!

Марсель Ренодье молчал. Она коснулась его руки кончиком пальца. Он вздрогнул. Она сказала с улыбкой: