Страх любви

— Советую вам остерегаться москитов… О чем думают эти малютки, оставляя окна открытыми настежь?.. Да, Беттина и Аннина по-прежнему здесь. Ничего не поделаешь! Я не могу решиться отослать их к родным. Привык к их лени… Кроме того, у меня есть Карло, благодаря которому все более или менее состоит в порядке. Чудесный человек этот Карло, и он играет видную роль в жизни этого дома… Вы его еще оцените, поочередно, как повара, дворецкого, привратника… Он сторожит палаццо, когда меня здесь не бывает, и показывает его иностранцам, за несколько лир, когда я здесь… Он думает, что я этого не знаю, и вы также делайте вид, что не знаете. Поэтому не удивляйтесь, если встретите на лестнице туристов, людей, у которых звучное итальянское имя «Венециа» итальянцев, превращенное нами французами в нежное «Вениз», становится на их англосаксонском или тевтонском наречии свистящим «Венис» или резким «Венедиг»… Что поделаешь! Карло есть Карло. Впрочем, судите о нем сами, он сейчас принесет вам ваш багаж… Ну, до завтра, Марсель!

Сириль Бютелэ пожал руку молодому человеку. Он добавил:

— Надеюсь, что вам будет хорошо… Можете жить, как вам вздумается. Завтрак подается в полдень, обед — в восемь часов. Я провожу часть дня в мастерской, если только не брожу по городу… О, вы тоже быстро приучитесь скитаться по улицам. Ничто не дает такого отдыха!.. Но я не спросил, как ваше здоровье? Сарьян писал мне, что, на его взгляд, оно немного улучшилось. Впрочем, мы его, вероятно, увидим: в июне он должен быть на медицинском конгрессе в Милане, и он обещал приехать ко мне, чтобы провести здесь несколько дней… До свидания, я вас покидаю. Вот и Карло!

В рамке двери показался мужчина, еле ползущий, согнувшийся и почти раздавленный тяжестью сундука обыкновенных размеров. С трудом опустил он эту ношу, словно то был свинцовый ящик, и сразу выпрямился, как бы от действия пружины. Он был очень высок и очень худ. Его длинное лицо с острым носом, близко посаженными глазами, с косматыми бровями и с тонкими усами в виде кисточек, походило на маску — до того точно воспроизводило оно лицо классического слуги Итальянской Комедии. Утрированным жестом он указал на сундук. Все тело его мимикой изображало страшную тяжесть груза. Его поза выражала отчаяние от мысли, что он не в состоянии будет втащить сундук наверх, и радость по поводу выполненного усилия. Да, он, Карло, перенес сюда эту громаду, и это еще не все… Он шагнул по направлению к двери; вдруг он обернулся, словно умоляя о помощи. Как, неужели никто не поможет ему в этой ужасной задаче! Нет? Но чего только не сделает он, чтобы услужить своему господину!.. И вдруг Марсель увидел, как эта смешная фигура подбежала к нему, поцеловала ему руку и бросилась из комнаты, куда она вскоре вернулась, нагруженная вторым сундуком и саквояжем; эти вещи он держал в руках с такой легкостью, словно они были наполнены воздухом. Минуту спустя изумительный Карло расстегнул ремни, расправил складки занавески от москитов и осведомился на довольно хорошем французском языке, в котором часу господин желает, чтобы его разбудили, что он предпочитает, шоколад или кофе, — и исчез, не дожидаясь ответа, с такой быстротой, словно какой-то таинственный фокус скрыл акробата, выполнившего свою шутовскую роль домашнего слуги.

Когда Марсель Ренодье остался один, тишина удивила его: она заполняла все палаццо, словно населяла его своим невидимым присутствием. Молодой человек испытывал странное впечатление, как будто он достиг крайних пределов света, равно как и пределов самого себя. Он медленно подошел к окну. Звезды сверкали на чистом небе. Марсель не мог удержаться от желания на минуту открыть окно. Ему хотелось услышать какой-нибудь иной звук, помимо глухого биения своего сердца. Его комната выходила в сад. Снова донесся до него пресный и вялый запах, но на этот раз смешанный с ароматом цветов и листьев. За стеной раздался стук каблуков по ночным плитам, потом наступила тишина, полная, абсолютная и, казалось, бесконечная, в которой он почувствовал, как его мысль умерла от усталости и сонливости, овладевших им.

V

Устав опираться на левый локоть, Марсель Ренодье повернулся на песке, где лежал. Песок был мягкий, теплый, сероватый. На берегу равномерные волны, посылаемые приливом, всякий раз одинаковые, длинные, бирюзовые, разбивались с шумом; на гладкой поверхности моря волна медленно вырастала, затем загибалась, прозрачная и нежно окаймленная пеной, прежде чем броситься на песок, где она расстилалась струистой скатертью, меж тем как ее громкий гул переходил в какой-то влажный шелест.

Марсель созерцал однообразную игру волн. Внезапно на горизонте обрисовалась фигура. То был мальчик лет десяти, одетый в лохмотья, с непокрытой головой и босыми ногами, тонкими и загорелыми. Лицо маленького человечка не было красиво, но глаза у него были живые и зубы — белые. Он смеялся и предлагал содержимое своей корзины: раковины, водоросли и крошечных морских коньков, высохших и покоробленных…