СТРАХ (ЛП)

Картина, которую она нарисовала с котятами тойгера, тоже была выставлена на всеобщее обозрение, теперь тщательно усиленная акварелью. Ей нравилось, как она выглядит, придавая картине более мягкие контуры, хотя вода заставила бумагу немного искривиться. Но мысли о котятах напомнили ей о Гэвине.

Она перешла к следующей работе: шахматная доска в ледяных оттенках синего и серого. Однако осколки были настоящими людьми, и упавшие рухнули там, где их сразили, запятнав мраморные плитки своей кровью. Единственными оставшимися фигурами были черная королева и белый король, две самые важные фигуры в игре.

Перспектива казалась искаженной, странной, неестественной — такой, которая была бы невозможна в реальной жизни, и смутно напоминала сцены погони в старых фильмах ужасов. Король держал в руках штык, который дополнял его образ, и возвышался над беззащитной королевой, чья голова была опущена признавая поражение, ее светлые (рыжие) волосы скрывали выражение лица. Король, однако, выглядел так, словно был в нескольких секундах от того, чтобы обрушить оружие по смертельной дуге.

О, она знала, кто написал эту картину. Никаких сомнений. Она видела предварительный вариант в его альбоме.

Дверь за ней захлопнулась, и Вэл наткнулась на металлические картотечные шкафы, когда обернулась, ее глаза расширились, стоило ей понять, кто был незваным гостем.

— Выглядит знакомо? Она называется «Шах и мат». Мне пришлось кое-что изменить, но основная концепция осталась почти прежней.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — слабо произнесла она.

Гэвин прищелкнул языком.

— Какой рисунок тебе больше всего понравился? Саванна — мой любимый, хотя по понятным причинам я не расценивал его как изображение подчинения. Конечно, я мог бы внести некоторые изменения в содержание, но это нарушило бы цель оригинала, не так ли?

Вэл не могла думать. Она ничего не могла делать.

— Ты поставила ящик неправильно, — сказал он. — На случай, если тебе интересно. Но я не об этом хотел с тобой поговорить.

— Но мисс Уилкокс… — Вэл замолчала, связывая пустую комнату с присутствием Гэвина. Вывод был не из приятных. — О боже, где она?

— Хмм? Кто?

— Что ты сделал с нашей учительницей? Я должна была встретиться с ней здесь!

— Вэл, Вэл, Вэл, за какое чудовище ты меня принимаешь? Я ничего ей не сделал.

— Я не верю тебе.

— А следовало бы. Видишь ли, мисс Уилкокс не посылала вам этого сообщения, хотя любезно предоставила мне для этого средства. Письмо было от меня. Это ко мне ты отправилась на встречу. Да, кстати, я взял на себя смелость удалить сообщение твоей матери. Не нужно, чтобы кто-то пострадал. Верно?

Вэл прижалась к картотечному шкафу. У мисс Уилкокс не было бы никаких оснований подозревать… думать, что он мог…

— А теперь не играй со мной, — он ударил руками по металлу по обе стороны от нее с двойным лязгом. — Ты же не хочешь, чтобы я снова преследовал тебя. Как только поймаю тебя, что ж, я могу сделать все, что угодно.

— Что это значит?

— Используй свое воображение. — Его губы коснулись ее губ. Вэл держала рот закрытым, стиснув зубы так сильно, что они заболели. — У тебя ведь оно все еще работает? — А потом его губы оказались на ее шее. Она взвизгнула, когда жало его зубов заставило все нервы и мышцы в ее горле сжаться, и она забыла, как глотать.

— Я закричу.

— Не стесняйся, — сказал он, и давление, которое он оказывал на ее плечи, усилилось, когда Гэвин начал неумолимо тащить ее вниз на пол. Вэл сопротивлялась, но больше походила на одинокое дерево, пытающееся устоять перед безжалостными порывами урагана; он либо вырвет ее с корнем, либо сломает пополам, как маленькую веточку.

— Пожалуйста… — Что-то твердое ударилось в ее колени. Это был пол. — Не делай этого. Зачем ты это делаешь?

— Потому мне это необходимо, — ответил он, крепко сжимая ее за плечи, — существует так много вещей, от которых можно просто отказаться, но не от тебя; я сказал, что хочу обладать тобой всеми способами — и я это сделаю.

Ее голова ударилась о твердый пол кладовки, и белые искры вспыхнули перед глазами, как фейерверк.

А потом он оказался на ней, и его немалый вес прижал Вэл к холодной каменной плитке. Несмотря на слезы, она смогла разглядеть его тихую торжествующую улыбку.

— Ты мне нравился, — ее голос дрогнул, — ты мне действительно нравился. О боже, я не понимаю… Что я сделала?

Она почувствовала, как его губы коснулись ее щеки. На мгновение Вэл охватило облегчение — все это ошибка, недоразумение, ее слова задели его за живое, — а потом она почувствовала его язык, и вкус своих соленых слез.

— Ты слишком человечна.

Вэл вывернула голову так быстро, что ударилась о плитку, и это вызвало обжигающую боль.

— Лиза была права. Ты психопат.

— О, Лиза. Источник всей мудрости. И о чем еще она проповедовала? Она сказала тебе, что я большой и злой волк? — Он поцеловал ее в шею с другой стороны. — Что мои большие, острые зубы, чтобы быстрее съесть тебя?

Вэл открыла рот, чтобы закричать, и ее дыхание замерло, когда он скользнул рукой по ее вздымающейся сквозь шелк блузки груди.