СТРАХ (ЛП)

У нее просто не осталось вариантов. В любом случае, это был шах и мат.

Именно тогда в ней что-то щелкнуло, и она уставилась на доску, превратившуюся для нее в подобие минного поля, куда не ступи везде смерть. Ее преследователь тоже любил такое систематическое уничтожение, преследуя ее с жадностью, граничащей с садизмом.

Вэл потянула себя за край футболки.

— А где у тебя ванная?

Ее вопрос заставил его снова рассмеяться. Более легкий смех, чем раньше, менее угрожающий, что заставило ее задуматься, не вообразила ли она зловещие черты, которые приписывала ему. Но Вэл знала, что это не так, и не была уверена, что пугало ее больше: его переменчивый темперамент или его способность скрывать это.

— Средняя дверь, — сказал он, закидывая руки за голову. — Второй этаж. Не задерживайся.

(Если ты побежишь от меня, я буду преследовать).

Комнаты наверху были так же по-спартански убраны, как и внизу. Несмотря на относительно большой размер дома, Гэвин, похоже, не интересовался личными вещами. За первой дверью был шкаф, пустой, если не считать нескольких зимних пальто и горстки чистящих средств.

Следующая дверь оказалась обещанной ванной, которая была безупречно — почти одержимо — чистой. Она закрыла дверь с громким стуком, который наверняка донесся бы вниз по лестнице.

За третьей дверью находился кабинет. Должно быть, первоначально это была спальня, потому что боковая дверь соединялась с соседней комнатой, которая на самом деле была спальней. Сдвоенные спальни.

Вэл огляделась. Половину стены занимал старинный письменный стол, сделанный из ароматного дерева, напоминавшего средневековый лес. Стул, стоявший перед ним, был анахронично современным. На полках стола стояли старые книги, некоторые из которых она узнала (в том числе эту ненавистную пьесу «Тит Андроник»), другие были загадкой.

У дальней стены расположился стеклянный шкаф с настоящими бабочками, все они давно умерли. Сердце Вэл дрогнуло, когда она посмотрела на обмякшие, украшенные драгоценными камнями тела с серебряными булавками, аккуратно пронзающими их грудные клетки, и она обхватила руками собственный живот в бессознательном сочувствии.

Клочки бумаги под каждым образцом изящным почерком обозначали род. Голубянка карликовая была бабочкой голубого цвета, которая, казалось, была сделана из кружева с проушинами. У перламутровки селены были крылья, яркие и прекрасные, как витражи. Переливница ивовая была большой красивой бабочкой с усыпанными звездами крыльями цвета индиго. Там было много других, и теперь Вэл увидела, что на футляре внизу той же рукой была надпись: «Бабочки Европы».

Почерк был похож на тот, что она мельком видела в шахматном журнале, заглавная буква «Б» с такими же острыми крючковатыми разрезами посередине. Значит, эта коллекция тоже унаследована от отца Гэвина? Каким жестоким человеком он должен был быть, чтобы убивать таких беспомощных, невинных существ. Она провела пальцем по раме и отвернулась, не в силах больше смотреть на них.

Повернувшись, она снова оказалась лицом к столу. Жалость к бабочкам в некотором смысле успокоила Вэл, придав ей достаточно уверенности, чтобы преодолеть чувство вины. Она села в кожаное кресло и принялась рыться в ящиках стола. Там было много канцелярских принадлежностей, художественных принадлежностей и связок бумаг, похожих на финансовые отчеты.

«А чего ты ожидала? Письменное свидетельство его вины? Нет, не совсем, но что-то более полезное, чем… — она взглянула на бумажку, — дурацкие налоговые декларации». Вэл подалась вперед, чтобы положить бумаги на место, и потеряла равновесие, ее колено резко коснулось ящика. Боль была мгновенной и вызвала слезы на ее глазах, и она протянула руку, чтобы заглушить стук.

Погоди-ка, а почему он так дребезжит? Там не было ничего, что могло бы издать такой звук.

Она снова заглянула в ящик, отодвигая бумаги. В этот момент дно приподнялось на несколько сантиметров. Ложное дно. У его ящика фальшивое дно. Вэл оглянулась через плечо и, затаив дыхание, подняла доску.

Дневник. Он прятал дневник, похожий на тот, что лежал внизу, но более новый и менее потертый, а под ним — альбом для рисования, который она никогда раньше не видела, чтобы он приносил в класс. Она отложила альбом в сторону и удивленно заморгала, прочитав слова: «Сегодня я видел, как спаривались львы», написанные почерком, похожим на почерк в коллекции бабочек, но более изящным.

Значит, это не шахматный журнал. Это был настоящий дневник. Его.

Вэл снова взглянула на дверь, затем раскрыла страницы и начала читать.

Глава 12

Сегодня я видел спаривающихся львов.

Не в реальной жизни, а на уроке биологии. Учитель показал нам еще одно видео. Поскольку он потеряет работу в конце этого года, полагаю, он не видит смысла сильно напрягаться. Ни в чем. Я заметил, как он пьет в машине перед уроком, да еще из фляжки. Думаю, он знает, что я знаю. Как еще объяснить, что я совсем ничего не делаю, и все же мои оценки никогда не опускаются ниже пятерки?

Итак, львы.