— Понятно. — Ройал вынул свой пистолет. — Выходит, что мы вас не раскусили, Тэлбот! Выходит, что вы оказались умнее нас! Что ж, допускаю! Но вы получите свое и не услышите, как присяжные вынесут нам приговор. Не доживете! Семь бед — один ответ. — Палец, лежавший на курке, напрягся. — До скорой встречи, Тэлбот!
— На вашем месте я не стал бы этого делать! Не стал бы… Разве вы не хотите держаться за ручки электрического стула обеими руками?
— Бесполезный разговор, Тэлбот. Я…
— Загляните в ствол! — посоветовал я. — Хотите, чтобы вам оторвало руку? Сегодня, пока вы были без сознания, Кеннеди забил в ствол свинцовую пробку. Неужели вы думаете, что я совсем уже спятил и беседую с вами, зная, что при вас заряженный пистолет? Впрочем, можете мне не верить, Ройал, и нажать на курок.
Скосив глаза, он попытался заглянуть в ствол, и лицо его исказилось, превратилось в злобную маску ненависти. Смена выражений на его лице была потрясающей, и я понял, что он все-таки нажимает курок, и успел упасть на пол. Пуля ударила в стену и упала на пол у моих ног.
В следующий момент я снова был на ногах и тут же услышал хриплый шепот Вайланда:
— А мой пистолет в порядке, Тэлбот…
Голос его вообще был неузнаваем. От светской учтивости не осталось и следа. Лицо осунулось, страшно постарело и покрылось сероватым налетом. — Хоть раз, но вы ошиблись, Тэлбот… — Он порывисто дышал.
— Вам не…
Он замолчал, так как, не успев вынуть своего пистолета, с удивлением уставился на дуло тяжелого «кольта»; приставленного к его лицу между глаз.
— Откуда… откуда он у вас? Это же… это же револьвер Ларри?!
— Был. Вам следовало бы обыскать меня, а не Кеннеди! Разумеется, это револьвер Ларри, того одурманенного наркотиками болвана, который заявил, что он — ваш сын… — Я не сводил глаз с Вайланда. Меня не устраивала перестрелка на глубине 150 футов, мало ли что могло случиться. — Я отобрал его у Ларри сегодня вечером, Вайланд. Около часу назад, перед тем как убил его!
— Перед тем как… перед тем как…
— Да-да, перед тем как убил его! Я сломал ему шею…
С криком, похожим на рыдающий стон, Вайланд бросился на меня, но реакция его была замедленной, движения еще более медленными, и он рухнул на пол, как только ствол тяжелого «кольта» коснулся его виска.
— Свяжите его! — приказал я Ройалу.
Ройал был достаточно умен, чтобы понять, что сейчас валять дурака нечего. Он связал Вайланда куском провода, и, как только закончил и еще не выпрямился, я ударил его по уху рукояткой револьвера Ларри. Конечно, я поступил не по-джентльменски, но мне уже было не до этикета. Я настолько выбился из сил, борясь с волнами накатывающей боли, что хорошо понимал: я не смогу одновременно управлять батискафом и следить за Ройалом. Я даже сомневался, смогу ли я вообще довести батискаф до цели.
Но я довел его из последних сил. Помню еще, как отвернул крышку люка, как произнес, запинаясь и не своим голосом, в микрофон несколько слов и ощупью двинулся к выходу. Больше я ничего не помню. Говорят, что нас нашли всех троих без сознания на полу батискафа.
Эпилог
Я вышел из здания суда, спустился по ступенькам и сразу окунулся в спокойное синеющее море теплого октябрьского солнца. Ройалу только что вынесли смертный приговор, и все знали, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Как я и предсказывал, присяжные вынесли решение, не выходя из зала. Следствие продолжалось всего один день, и весь этот день Ройал сидел, словно высеченный из камня, уставившись неподвижными глазами в одну точку. Этой точкой был я. Его пустые мраморные глаза ничего не выражали, когда по просьбе обвинения была прослушана запись из батискафа, где Ройал, стоя на коленях, просил меня сохранить ему жизнь. Такое выражение в этих глазах было и тогда, когда огласили приговор. И несмотря на это, даже слепой мог бы прочесть, что таилось в их глубине. «Вечность — это очень долгий срок, Тэлбот! — говорили эти глаза. — Вечность бесконечна, но я буду ждать!»
Ну и пусть себе ждет? Вечность еще слишком далека от меня, чтобы я стал о ней беспокоиться. Вайланду приговор не был вынесен, ибо судить его было невозможно — поднимаясь из батискафа, Вайланд на сто семидесятой ступеньке просто разжал руки и откинулся назад. Падая в темное пространство кессона, он даже не вскрикнул.
Выйдя из зала суда, я прошел мимо генерала и его жены. Моя первая встреча с миссис Рутвен состоялась в первый же день, как меня выпустили из больницы, — то есть вчера. Она была очаровательна, добра и бесконечно благодарна. И они предлагали мне все — начиная от самого высокого поста на нефтяных предприятиях генерала и кончая денежным вознаграждением, которого хватило бы на полдюжины жизней, но я только улыбнулся в ответ и отказался от всех предложений. К сожалению, они ничего не могли мне дать — никакие деньги и власть, никакие высокие должности не могли мне вернуть моего прошлого, не могли мне купить то единственное, что было мне дорого в жизни.