Дрались всерьез, еще на площадке первого этажа до нее сверху донеслись пронзительные крики – не поймешь даже, мужские или женские? А еще – грохот швыряемых оземь предметов, среди которых была, судя по всему, в основном мебель… Она поднялась по лестнице, прикладывая ладони к пылающим щекам. На площадке третьего этажа стояла уже целая группа: Алина во всеоружии – в руке у нее был гаечный ключ, а также родители Жени – они безуспешно нажимали кнопку звонка, но либо их не слышали в драке, либо не желали отпирать.
Мать Жени повернула к ней изможденное лицо – она едва стояла на ногах. Появление Татьяны ничуть ее не удивило.
– Он убьет ее, – чуть не плача, сказала женщина. – Они не открывают. Сделайте что-нибудь!
– Я? – растерялась Татьяна, переводя взгляд на ее мужа.
Тот смотрел на дверь угрюмо и сосредоточенно, но никаких шагов по спасению дочери не предпринимал. Только продолжал жать на звонок. Алина взмахнула гаечным ключом:
– Нужно дверь ломать, вот что. А то действительно дело кончится плохо.
– Может быть, вызвать милицию? – плачущим голосом спросила Юлия.
Шум в квартире неожиданно стих. Вероятно, до дерущихся дошло, что уже несколько минут не переставая звонят в дверь. Отец Жени нажимал на звонок, почти не отнимая пальца от кнопки.
Послышались шаги, потом легкий шорох за дверью. Юлия истерично выкрикнула:
– Женечка, открой! Что у тебя происходит?! Он тебя опять бьет?!
Девичий голос глухо ответил, что все в порядке. Все переглянулись, и Юлия, почти прижавшись к двери, продолжала уговаривать дочь отпереть. Они даже не войдут – только хотят посмотреть, все ли в порядке. Только взглянут на нее и пойдут домой. Женя ни на какие уговоры не поддавалась, и слезы, которые уже всерьез проливала мать, ее совершенно не трогали. Девушка твердила свое:
– У меня все в порядке, идите отсюда.
– Я только посмотрю! – умоляла мать.
Татьяна слушала ее с жалостью и вместе с тем с возмущением. Да если бы ее Ирка посмела разговаривать с ней в таком тоне – она бы голыми руками высадила эту проклятую дверь и уж, во всяком случае, не стала бы плакать! Также ее возмущала позиция отца. Этот сумрачный бородач, чья внешность, казалось, должна была внушать дочери почтение, был совершенно инертен. Он просто стоял и слушал этот душераздирающий диалог, не делая никаких попыток вмешаться. Зато возмутилась Алина:
– Слушай, Женька, ты достукаешься, если уже не достукалась! Открой матери дверь, кому говорю! Что вы там творите?! Весь дом разбудили!
Если бы Женя видела в этот миг ее угрожающее лицо и взмах гаечного ключа – она бы ни за что не открыла. Но Алина стояла вне пределов видимости – из дверного глазка первая ступень лестницы не просматривалась. За дверью наступило молчание – короткое и неуверенное. И неожиданно щелкнул открываемый замок.
Юлия буквально упала в квартиру – она сразу толкнула дверь и бросилась на шею дочери. Рассматривая ее избитое, припухшее лицо, она пронзительно взвизгнула:
– Нет, я не могу! Где он?! Где он, я тебя спрашиваю?!
– Там, – Женя указала в сторону комнаты и неожиданно расплакалась.
Теперь они с матерью плакали на два голоса, горячо обнимая друг друга и, казалось, совершенно забыв обо всем остальном.
Зато помнила Алина. Уловив указанное направление, она воинственно двинулась в комнату. Татьяна пошла за ней, неуверенно оглянувшись на Жениного отца. Тот, войдя в прихожую, казалось, не знал, куда ему теперь податься. Вид у него был ошалевший. «Да неужели он всерьез боится Петра?! – мелькнуло у нее в голове. – До такой степени?! Господи, даже я его сейчас не боюсь!»
Она и в самом деле ничуть его не боялась. Однако Петра в комнате как раз и не было…
А был совсем другой парень – бледный, с расцарапанной щекой, и судя по загнанному взгляду, насмерть перепуганный. Он стоял посреди комнаты, почему-то сжимая в руках маленькую диванную подушку, и дико смотрел на вошедших женщин. Татьяна уставилась на него, удерживая за локоть Алину – та рвалась в бой, вряд ли даже сознавая, что перед нею вовсе не Петр, ее старый враг.
– Ты тут один? – крикнула Алина.
Тот резко мотнул головой, потом кивнул. Посмотрел на подушку и, поколебавшись, бросил ее в сторону дивана. Промахнулся – руки у него дрожали, а царапина под глазом алела все сильнее, будто ее с каждой секундой подкрашивали новым слоем краски. Его лицо показалось Татьяне знакомым – она только не могла понять, где и когда его видела. Да и видела ли вообще? Но смотрела на него, не отрываясь, – это лицо, ничем не примечательное, попросту ее не отпускало.
– А Петр где? – продолжала допрос Алина. Она наконец осознала свою ошибку, но от этого не сделалась менее агрессивной.
Парень, не сводя глаз с зажатого в ее руке «оружия», сказал, что тот в больнице. Алина хмыкнула:
– Чего это с ним случилось?
– Упал… Ногу сломал… – Тот, как завороженный, смотрел на гаечный ключ. И вдруг опомнился: – Слушайте, я сейчас все объясню!
– Он хотел меня убить, мама! – раздался из прихожей плачущий голос.
Парень чуть не подпрыгнул:
– Я?! Я – тебя?! А ну, иди сюда…