В связи с тем что сексуальность для фашиста запретна, интеллектуализирована и, таким образом, абсолютно подавлена, фашизм может генерировать сладострастный культ для усиления агрессивных тенденций, не опасаясь того, что индивид воспользуется этой стимуляцией в личных целях. Вся энергия его подавленной, импотентной сексуальности будет направлена в нужное фюреру русло. Поэтому эстетика гитлеровского фашизма насквозь садистично-сексуальна, начиная с военной формы, обтягивающей ягодицы, бедра и голени вытянувшихся в приветственном салюте мужчин, заканчивая орлиным арийским профилем под мрачной, поглощающей тенью черного орла рейха и толстобедрыми дамами, беснующимися в исступлении немецкого канкана. И это все при том, что сама по себе идеология фашизма была открыто антисексуальной! Впрочем, если мы обратим свои взоры на бесполую эстетику «диктатуры пролетариата», если мы вспомним Красную площадь, усыпанную полуобнаженными телами акробатов-ленинцев в шабаше майских демонстраций, то мы поймем, что нет никакой разницы между методами узколобых семинаристов и «эстетикой» неудавшихся художников тщедушной конфигурации. Обезличивание и эксплуатация подавленной сексуальности – их излюбленный конек. Но и современное положение дел вряд ли сильно отличается от прежних времен, может быть, только тем, что разрушительность сладострастия дошла теперь до таких пределов, что идентификация с фюрером уже невозможна, уже просто нечему идентифицироваться. Впрочем, в последнее время и у нас, и по ту сторону океана эта «проблема», к сожалению, постепенно решается, но в новой, еще более уродливой форме.
Наша причуда влюбляться в Нарциссов, в которых нами ощущается тайна, тайна, за которой всегда скрывается мистическая сила власти, оборачивается величайшей трагедией, поскольку все эти Нарциссы, рвущиеся к власти, столь же некрофиличны, как и Адольф Гитлер. Да и какими им еще быть в нашем агрессивном обществе? Они – его естественное порождение, его выражение; в тиранах последнего тысячелетия заключена вся сущность подвластного им общества. Диагноз некрофилии Гитлеру поставил Эрих Фромм. Впрочем, кто же из «нынешних» некрофиличен? Даже при всем желании этих «гуманистов» не назовешь «некрофилами»! Но разве Гитлер представал своему окружению в лице тирана? Ни в коем случае! Нежный тиран – самое соблазнительное из божественных творений для кобелящейся суки, ему она может отдаваться, сохраняя при этом видимость своей маскулинности. А Нарциссу так нужно, чтобы им восхищались, чтобы к нему ластились, чтобы им очаровывались, чтобы по нему «текли». Подлинный Нарцисс – не онанист, как пишут в современных руководствах по психиатрии, он онанирующий под восторженные аплодисменты публики эксгибиционист. Нарцисс не самодостаточен, в восторге окружающих он должен видеть отражение своего неземного великолепия. Нарциссу нужно зеркало, и это его зеркало – мы; мы безлики, мы – лишь зеркало Нарцисса.
Нарциссизм Адольфа Гитлера стал настоящей легендой. «Ханфштенгель, – рассказывает Фромм, – описывает ситуацию, в которой весь нарциссизм Гитлера раскрывается как на ладони. Геббельс велел сделать для себя звукозапись некоторых речей Гитлера и каждый раз, когда Гитлер к нему приходил, проигрывал ему эти речи. Гитлер “падал в огромное мягкое кресло и наслаждался звуками собственного голоса, пребывая как бы в состоянии транса. Он был как тот трагически влюбленный в себя самого юноша, который нашел свою смерть в воде, с восхищением вглядываясь в собственное отражение на ее гладкой поверхности”». Таких историй о фюрере рассказывается огромное множество, но дело, разумеется, не в том, что Гитлер сходил с ума по звуку своего голоса (таланту военачальника, архитектора и т. п.), его истерзанному комплексом неполноценности подсознанию льстило то, что этим (его!) голосом упиваются миллионы, а Геббельс – один из них, воплощение этих миллионов, безликое воплощение миллионов.