Страх высоты (сборник)

— Вы ведь знали маму?

— Знал. — "Как быть? Как сказать, куда я еду?.."

И тут она протянула мне руку. То есть рука‑то осталась неподвижной, на ремне сумки. Я имею в виду руку помощи.

— А почему бы вам не зайти к маме?

Мне всегда легче не зитрить. К тому же я испытал немалое облегчение.

— Признаться, такая мысль у меня была.

— Вот и чудно.

— Вы, однако, у Полины Антоновны отнеслись ко мне… не совсем гостеприимно.

Я сказал и устыдился своего злопамятства. Но она, казалось, не придала значение моему выпаду.

— У меня бывает… такое. Настроение. Простите. Мама совсем другой человек. Она мягкая.

— А вы… в отца?

Вопрос был без всякого умысла. В тот момент я еще был страшно далек от того, что узнал вскоре. Но она резко сдвинула брови.

— Мой отец тоже добрый, очень хороший человек. Просто я другая.

— Я не хотел вас обидеть.

— Я тоже. Тогда, у Полины Антоновны.

— Но почему вы не сказали, что вы дочь Наташи?

— Я думала, вы уже знаете от Полины Антоновны.

В самом деле. Я вспомнил, как в машине на мой вопрос о Лене Полина Антоновна сказала только: "Аспирантка. Сережина". А о Наташе — ни слова. Только после истории с фотокарточкой разъяснила. Почему? "Впрочем, это уже в огороде бузина. На кладбище ей не до того было. Не погружайся в детективщину, дорогой Николай!"

— Нет, она не успела.

— Вы думаете?

В словах прозвучало что‑то мне непонятное. "Не поддавайся искушению искать в простом многозначительное!$1 — предписал я себе строго.

— Так и было.

Станционная зона тем временем кончилась, и электропоезд уже шел местностью, знакомой мне в юности. Но как она изменилась! Цивилизация повсюду потеснила природу, дороги и линии проводов по обеим сторонам сопровождали реку, а деревьев в прибрежных рощах заметно поубавилось. Зато вместо глинобитных хат повсеместно поднялись кирпичные дома, красные и белые, под шифером и железом, увенчанные замысловатыми телевизионными антеннами. Казалось, жители–умельцы уже готовы к космической связи. Правда, садов во дворах стало меньше, они уступили место теплицам под полиэтиленовой пленкой. Я скользил взглядом по этим поблескивающим на солнце химическим покрывалам, но думал, конечно, о другом.

— Полина Антоновна дала вам наш адрес?

Адрес Наташи узнал для меня Мазин, поэтому я только кивнул неопределенно.

— Вот и хорошо. Вы освободитесь к обеду?

"Даже раньше", — подумал я.

— Вполне.

— Приходите к обеду. Мама любит гостей и успеет приготовить что‑нибудь вкусное.

— Спасибо. А вы подготовьте маму.

— О чем вы?

— Прошло столько лет. Она может и не узнать меня.

— А… Нет, не думаю. У нее хорошая память.

— Она уже знает о смерти Сергея Ильича?

Лена поправила сумку, которую держала на коленях.

— Нет.

Мы оба посмотрели в окно. Поезд тормозил у платформы. Прислонившись к ограде, стояли два рыболова с рюкзаками и удочками, в высоких резиновых сапогах.

— Николай Сергеевич! — услышал я вдруг. — А у вас много дел в городе?

В первый момент я подумал, что Лена разгадала мою нехитрую хитрость и подсмеивается надо мной. Но смотрела она очень серьезно.

— Нет, не очень.

— Тогда, может быть, мы сначала зайдем к нам?

Я несколько растерялся. Ведь мы только что решили иначе.

— Вы считаете…

— Я прошу вас. Я хочу, чтобы вы сказали маме о смерти Сергея Ильича.

— Я, а не вы? Это имеет значение?

— Да. Для меня.

"Ну, вот. Собственно, дальше можно и не ехать. Сойти бы на ближайшей платформе и вернуться. Ведь она фактически признала, что с Сергеем ее связывали определенные отношения. Иначе она не сказала бы "для меня". Что же еще я могу узнать? Копаться в постельном белье? А Женька? Родственник из Киева, при чем тут он?" Но вместо того, чтобы сойти, я пообещал:

— Хорошо, я скажу.

Я подумал, что Наташу, увы, мое сообщение уже не может особенно взволновать. Слишком много лет прошло с тех пор, как Сергей любил ее. Да и он ее, а не она… Что ж, если для Лены тема эта болезненна, я помогу ей. Двое пожилых людей поговорят между собой более спокойно.

— Большое вам спасибо!

— Не стоит. Ведь такой разговор все равно предполагался.

Поезд часто останавливался на короткие промежутки. За окном возникали и уходили простейшие названия типа "Платформа 672 км", и мы ехали дальше. Двигались, как положено, по расписанию, но мне хотелось, чтобы мы ехали быстрее, без остановок. Я чувствовал себя скованно. Однако вместо убыстрения движение замедлилось. Очередная остановка превратилась в стоянку. Пришлось ждать, пока нас обгонит идущий следом пассажирский поезд. Молчать было неудобно.

— Вы часто бываете у мамы?

— Каждую среду.

— Ах, да… Вы говорили. А мама у вас?

— Мама реже.

— Она больше занята?

— Она не любит Вадима.

Сказано было откровенно, но меня покоробило немного.

"Мама не любит… А дочка?.. А что знает мама о Сергее? Попал я с ними, как кур в ощип…"

— Не сложились отношения?

— Вы видели его? — спросила она вместо ответа.

— Имел честь был посредником.

— Кем? — переспросила она в недоумении.

— Посредник. Незаинтересованное лицо. Как в старину говорили, частный маклер.

— Ничего не понимаю.

— Значит, он не сказал вам. И правильно сделал. Я ведь не справился. Он сам добился.