Страх высоты (сборник)

Я поднялся, прошелся по комнате, посмотрел из окна во двор, вспомнил, как спешил когда‑то, перебегая пространство от подворотни до подъезда с книжками, засунутыми под ремень. Той же тропкой, вытоптанной в асфальте, ходили Михаил, Сергей, Наташа. Наверно, еще многие и после нас ходить будут, дом‑то на века заложен. Свои проблемы возникнут, отношения. А пока еще наши живы, но пора им итог подводить.

— О таких вещах не всегда прямо пишут, черным по белому, даже для себя, — сказал я, возвращаясь к дневнику, и для пущей убедительности добавил: — Тем более что там страницы вырваны.

Сказал, не убежденный в прочности аргумента, и сомнение это заставило меня вернуться мысленно к общей тетрадке, которую листал дважды. Первый раз, разбирая бумаги, случайно наткнувшись на дневник, и вторично специально просматривая его, чтобы узнать о неожиданной для меня любви Сергея. Именно во второй раз обратил я внимание на вырванные страницы. Воспринял как данное и не задумался особенно. А вот теперь вдруг вошло в голову раздражающее сомнение: ведь при первом чтении страницы, кажется, были.

— Что ж, если и вырваны?

"Когда вырваны? Если мне не мерещится, и страницы в тот первый вечер были, значит, их вырвали в течение следующего дня, не позже. Дневник целый день находился в комнате Полины Антоновны. Она?.. Чушь! А больше некому. Или…"

— Полина Антоновна! Вы помните, когда к вам Вадим приходил в первый раз о квартире говорить?

— Ты вышел, а он и пришел.

"Точно, я увидел его в скверике. Он дожидался, пока я уйду, проверял по телефону, кто дома… Точно".

— Вы здесь с ним разговаривали? У себя?

— А где ж еще? Здесь.

"Ерунда. Занесло меня. При ней он не мог взять дневник, читать его, а тем более вырвать страницы. Ерунда".

— Зачем тебе это?

— Так, сам не знаю.

Она не поверила мне.

— У меня ничего не пропало. Что у меня брать?

Если человека заносит, то остановиться трудно.

— А у него была такая возможность?

Я делал неловкие усилия придать своим словам оттенок шутки, а она смотрела серьезно, и глаза ее в этот момент не выглядели потухшими.

— Соседка наша болеет, я к ней выходила.

— А он один оставался? Надолго?

— Задержалась я. Минут на сорок.

Сказано было определенно, будто и время засекалось.

"Сорок минут вполне достаточно. Но зачем?"

— А когда вы дневник смотрели? После его ухода?

— После.

Вопросы мои были настолько прямолинейны, что догадаться об их сути труда не составляло, и я ждал встречных вопросов. Но ничего такого не последовало. Полина Антоновна не проявила никакого интереса к моей версии исчезновения нескольких страниц из дневника Сергея. Можно даже сказать, пропустила мимо ушей. А между тем она всегда относилась к Вадиму отрицательно, больше того, не приняла прямых доказательств Сергеева отцовства, в квартиру пустить согласилась, а жить с внучкой не хочет…

— Вы что‑то не договариваете, Полина Антоновна, — вырвалось у меня, и тут же мелькнуло: "Ну, сейчас она мне покажет!"

— А что бы ты хотел услышать? — откликнулась она спокойно.

— Почему вы не верите, что Лена ваша внучка? Почему с ней жить не хотите?

Но нет, не с той Полиной Антоновной я говорил, что знал всегда.

— Как я могу не верить, если Наташа признала?

— А жить почему не хотите?

— Жить я не хочу с Вадимом. Это ведь он родство наше установил?

— Да какое значение это имеет, если родство подлинное?

— Имеет, Коля, имеет.

"Да, берут свое годы. Убежденность, принципиальность в упрямство переросли. Но в чем корень ее отношения к Вадиму? В упрямстве? Или чутье на плохого человека? Или знает то, о чем говорить не хочет?"

— Что я тебе сказать могу? — Полина Антоновна развела руками. Но я видел, она решилась что‑то пояснить. — Началось‑то не с родства, а с ревности.

— Как так?

— А просто. Приревновал Вадим Лену к Сергею. Ведь так бывает нестарый еще преподаватель и молодая аспирантка. Бывает.

"Вот она, старая наша версия, как отозвалась!"

— И всерьез приревновал. Даже мне скандал устроить пытался. Ну, я его осадила.

— Откуда взялось такое?

— Сергей, конечно, к ней особенно относился.

— Вот видите.

— Видеть по–разному можно.

— А она, Лена?

— Лена сначала тоже. Полувлюбленно.

— Видите, — повторил я, на этот раз вкладывая в слово другой смысл. Вадим‑то имел основания дурить. Раз не знал.

— Никто не знал.

"Кроме Сергея", — отметил я про себя.

— А потом, как я понимаю, именно он узнал. Уж откуда, ума не приложу. Я тогда ничего понять не могла. Лена вдруг с Сергеем совсем иначе себя повела. Ну, я ее, конечно, не осуждаю. Легко ли такое осмыслить? Не то отец, не то подлец. И Сергей сам не свой стал.

Она замолчала.

— Дальше‑то что?

— Дальше умер он. Вот что я точно знаю. И понимаю теперь, почему.

"Так вот в чем дело! Полина Антоновна считает Вадима с Леной виновниками смерти Сергея. Довели. Не выдержал потрясения. Страдал этой бедой всю жизнь, и вдруг вскрылось все… Но это же драма без виноватых!"

Потом я уже понял, что в понимании моем было одно слабое место: Полина Антоновна говорила о неожиданности происшедшего, а вела себя, будто неожиданности и не было.