Страхи из новой коллекции

— Вот жара, да? — спросил пробирающийся по проходу парень. Недолго думая, он уселся рядом со мной на соседнее сиденье.

— Ага.

— А говорили: заграничный комфортабельный автобус, кондиционеры, холодильник с напитками, все дела! Жуть, а не автобус! Ха, подумаешь, что заграничный! Толку-то? А ты чего боишься? — внезапно спросил он, раскрывая чипсы. — Будешь?

— Нет, спасибо, по такой жаре ничего не хочется.

— А… Так чего ты боишься?

— В смысле?… — не понял я.

— Ну, какой страх едешь лечить?

— Клаустрофобию, я боюсь находиться в тесных закрытых помещениях, — наконец дошло до меня. — А ты?

— А мне надо от кремнофобии и акрофобии вылечиться.

— А это что такое?

— Ну, кремнофобия — это боязнь пропастей, а акрофобия — боязнь высоты…

— Понятно…

— Тебя как зовут?

— Влад, а тебя?

— Женя. Так будешь чипсы?

— Ну, давай, — ради приличия я выудил из пакета картофельный кругляшок, пахнувший сыром, и отправил его в рот. Стало почему-то еще жарче. Особенно на языке — он вообще был как наждак и горячий к тому же.

Я искоса рассмотрел нового знакомого. На нем красовались яркая синяя футболка и красные шорты, по комплекции он был крупнее меня, но не полный, с темно-русыми волосами, обычным лицом… На затылке была длинная тонкая косичка.

— Прикольная косичка, — сказал я.

— Да, мне тоже нравится, — оживился Женька, — я ее уже три года отращиваю. Сначала меня в школе учителя ругали, а потом привыкли. Многие пацаны стали за мной повторять, но это уже ни на кого впечатления не производит… По-любому, копия не бывает лучше оригинала, — заключил он и раскрыл второй пакет чипсов.

Автобус тронулся. Я посмотрел в окно и помахал рукой родителям. Они плакали, как будто я был моряком и они провожали меня в долгое далекое плавание. Признаться, у меня в носу тоже защипало…

Через некоторое время, проехав по трассе, мы свернули на пустынную дорогу.

— А тебя никто не провожал? — спросил я у Женьки.

— Не-а, — махнул он рукой, — родители тоже на отдых свалили, их нет в городе. И в стране тоже — они на Кипр умотали.

Потом Женька принялся бегать по салону, со всеми знакомиться и спрашивать, у кого какой страх. Ребята отвечали. Кто-то боялся летать на самолетах, кто-то темноты, воды, кошек, собак…

Вскоре я привык к автобусу, и мне стало не так жарко. Он мерно качался, иногда подпрыгивая на выбоинах или на «лежачих полицейских», от жары меня разморило, и я задремал…

Внезапно раздался жуткий вой. Автобус резко затормозил. В салоне наступила мертвая тишина. Сначала все замерли, смотря в сторону водителя, потом начали переглядываться.

— Что это было? — спросил Женька. — Почему мы остановились?

— Волки, — тихо сказал водитель, но его расслышали абсолютно все.

Не сговариваясь, мы повскакивали со своих мест и столпились рядом с водителем.

— Ни фига себе, — присвистнул Женька.

Удивиться было чему. Прямо перед автобусом стояли три огромных волка с открытыми пастями и смотрели на нас. С зубов капали вязкие слюни и падали в дорожную пыль. Они явно не собирались уступать нам дорогу.

— Что делать будем? — поинтересовался кто-то.

— Ехать вперед. Они испугаются и разбегутся в стороны, — подал идею Женька.

— А если не разбегутся? Что их, давить, что ли?

— Но не стоять же нам тут три недели из-за них? — резонно заметил мой новый знакомый.

— У меня есть ружье, — проговорил водитель.

— Ой, дяденька, да вы сто! — заголосила какая-то низенькая худенькая конопатая девчонка с косичками и в больших очках. На ее зубах громоздилась мощная металлическая конструкция для исправления прикуса, из-за чего конопатая шепелявила. Такую штуку носила моя двоюродная сестра, и я знал, что «благодаря» брэкет-системе на время лечения появляются дефекты речи. Создавалось впечатление, что зубы девчонки целиком и полностью состоят из металла. — Нельзя зе зивотных просто так убивать!

В автобусе наступил шум-гам.

— Не по-человечески это!

— Я в Гринпис напишу и про вас расскажу!

— А я в «Юный натуралист»! Я туда узе писала! Как-то раз отдыхала у дяди в воинской сясти и видела, как солдаты сенков били! Правда, зурнал нисем не помог… — вспомнила конопатая.

— Уберите свое ружье!

— Не смейте трогать волков, они вам ничего плохого не сделали!

— Сросьно рузье спрясьте, или я буду крисять! А-а-а-а! И-и-и-и!

— Да замолчите вы! — не выдержав, прикрикнул потный водитель. Его, по-видимому, тоже раздражала жара. А тут еще эти неизвестно откуда взявшиеся волки и девчонки-активистки. — Не собираюсь я ни в кого стрелять!

— А зачем зе рузье берете, а? — с ходу завелась та очкастая девчонка. Несмотря на свою хилую комплекцию, она, как я понял, могла любого скрутить в бараний рог, даже водителя. Интересно, чего боится она?

— Если я беру ружье, это не значит, что я буду стрелять в волков, — сказал водитель и угрожающе посмотрел на активистку.

Она ахнула и снова заголосила:

— Ой, девоньки, спасайте! Он собрался стрелять в меня! Да только попробуйте! Да я! Да я!

— Да заткнись ты, — не вытерпел и Женька, — без тебя тошно.

— Ты меня не затыкай! А то я…

Договорить девчонка не успела, я ее перебил:

— Так что вы будете делать с ружьем?