Страхи царя Соломона

Мадемуазель Кора купила на следующий вечер билеты на «Королевские фиалки», а потом мы с ней должны были пойти ужинать в одно бистро, где у нее были все свои. Эти самые «Фиалки» были, как раньше говорили, «опереткой». Мадемуазель Кора видела ее еще до войны с Ракель Меллер, которую она обожала. Она вообще знала всех звезд эстрады того времени, когда сама была еще девчонкой и поджидала их всех у артистического входа: Ракель Меллер, Мод Лоти и Мистенгет — теперь их афиши можно найти на лотках у букинистов.

— Мисс еще и в семьдесят лет танцевала. Ну, правда, ее поддерживали три партнера.

В антракте она потащила меня за кулисы. Там у нее был один знакомый человечек, этакий упитанный живчик, звали его Фернандо, не помню, как дальше. Мадемуазель Кору он встретил довольно кисло. А на меня посмотрел с тем же чувством, что и я на него: дескать, не было печали… это очень сближает — такая взаимность.

Мадемуазель Кора чмокнула его в щечку.

— Фернандо, котик, привет! Сто лет не виделись…

Фернандо явно обошелся бы без этого свидания еще лет пятьдесят и ответил сдержанно:

— Здравствуй, Кора, здравствуй…

— Последний раз, помнится… Постой, когда же это было…

— Да-да, я отлично помню.

Он сопел, скрипел зубами — сдерживался изо всех сил, чтобы оставаться в рамках вежливости.

— Извини, Кора, я страшно занят…

— Я только хотела… Я взял ее за талию:

— Пойдем, Кора…

— Я только хотела представить тебе молодого актера, которого я опекаю… Я протянул руку:

— Марсель Беда. Очень приятно.

Этот самый Фернандо посмотрел на меня как на представителя древнейшей профессии.

— Я защищаю его интересы, — сказала мадемуазель Кора. Фернандо пожал мою руку, глядя в пол.

— Кора, извини, но сейчас у меня ничего нет. Статистов и так предостаточно… Ну, если вдруг будет нехватка…

Я понял, что разыгрывается классическая сцена. Сакраментальная. Почувствовал амплуа и с ходу вошел в роль:

— Я могу принести вырезки из прессы.

— Да-да.

— Я певец, танцор, эксцентрик, говноглотатель. Могу, если хотите, прямо сейчас показать смертельное сальто… Я принялся снимать куртку.

— Только не здесь! — взмолился Фернандо. — Да что с вами! Я запричитал:

— А франка у вас не найдется?

Фернандо благоразумно промолчал — видно, почувствовал, что следующим номером будет оплеуха. Мадемуазель Кора между тем так и светилась, это надо было видеть: она была так счастлива снова очутиться в артистической среде, где ее еще помнили и ценили.

— Пойдемте, мадемуазель Кора.

— А как же второе действие?

— На сегодня хватит. Досмотрим в другой раз.

— Тебе известно, что Жан Габен начинал танцовщиком в Фоли-Бержер? Ты слишком застенчив, Жанно. Но ты произвел на него впечатление. Я сразу заметила.

Бистро находилось на улице Доль, около площади Бастилии, которую мадемуазель Кора называла «Бастош». Едва войдя, она кинулась обниматься с краснолицым, пропитого вида хозяином в серых в мелкую клеточку брюках и табачном кашемировом пуловере. Повсюду висели портреты велосипедистов и боксеров. На почетном месте, над баром — Марсель Сердан, который в расцвете славы разбился на самолете, а вдоль по стенам — победители Тур де Франс: Коппи, Антонен Мань, Шарль Пелисье, Андре Ледюк. Были также прыгуны, герои снежных трасс: чемпионы по прыжкам с трамплина, по бегу на короткие и длинные дистанции. Покорители дорог. Призеры автогонок по Монако с именами внизу: Нюловари, Широн, Дрейфус, Вимиль. Славный малый этот хозяин, подумал я. Память о людях так быстро стирается, особенно когда их не знаешь. Фотографии — их спасение, но мы редко думаем об их жизни за кадром.

Мадемуазель Кора отлучилась в туалет, хозяин тем временем предложил мне выпить.

— Мадемуазель Кора в свое время была знаменитостью, — сказал он мне для поднятия духа. — Талант! Тяжело, когда после такой славы тебя забывают. Он и сам был велогонщиком, трижды участвовал в Тур де Франс.

— Вы до сих пор тренируетесь?

— Только иногда по воскресеньям. Ноги уже не те. Скорее так, по старой памяти. А вы, похоже, тоже спортсмен?

— Да, боксер. Марсель Беда.

— О, конечно, простите! Еще рюмочку? — Нет, спасибо, надо держать форму.

— Она, то есть мадемуазель Кора, приходит сюда каждую среду, когда у нас подают зайца в вине. Так, значит, бокс? — сказал он и непроизвольно прибавил: — Как Пиаф и Сердан… Для меня эта пара — образец самой возвышенной любви.

— Он бьет, она поет.

— Что-что?

— Есть такой фильм.

— Если бы Сердан не разбился, они бы всегда были вместе.

— Что делать, такова жизнь.

— А мадемуазель Кора лет десять назад, я уж думал, совсем пропадет. Она нанялась прислугой в туалет при пивной. И это Кора Ламенэр — шутка сказать! Угораздило ее связаться при немцах с этим подонком! Но, на счастье, она встретила одного из своих бывших поклонников, и тот о ней позаботился. Определил ей приличную ренту. Так что она ни в чем не нуждается.

Тут он доверительно на меня взглянул, словно намекая, что и я не буду ни в чем нуждаться.

— Он вроде бы король готовой одежды. Какой-то еврей. Я усмехнулся.

— Точно.

— Вы его знаете?

— Не иначе!

У меня поднялось настроение.

— Пожалуй, выпью еще аперитива. Хозяин встал.