Мигалка сзади уже отбрасывала синие блики на деревья совсем рядом, удлиняя их тени. Послышалось хлопанье закрываемых дверей, но стук каблуков армейских берцев по асфальту стал удаляться.
Кажется, пронесло: сначала решили проверить переулок.
У знакомого подъезда Юрий снова уронил сумку, нащупал ключ от магнитного кодового замка, попросил женщину открыть и нырнул внутрь
Она спросила уже на лестнице:
– А вы тоже тут?
– Что значит «тоже»?
– Мы сегодня здесь квартиру сняли. На третьем этаже.
– Надо же. Соседи, значит; я на четвертом. Тогда давайте к вам. Щас позвоню своему доктору.
Зинаида Петровна замялась в нерешительности:
– А вы… А он нас… не подведет?
Юрий посмотрел на Ивана, который уже не подавал признаков жизни, и начал подниматься по лестнице, бросив на ходу:
– Спецназ своих не бросает.
Зинаида Петровна успела, однако, заметить состояние сына и вдруг разрыдалась:
– Только бы продержался, миленький! Крови вон сколько потерял…
Но тут пострадавший сам подал слабый голос:
– Не дождутся, гниды…
– Ах ты боже мой! Ванечка, – сразу взвилась женщина.
Юрий усмехнулся:
– Теперь точно все обойдется, мамаша. Раз уж от бригады скорой ушли, остальное не смертельно.
Четыре года спустя.
Янтарный прозрачный тюль на окне слева колыхался от дыхания вечера из открытой форточки. Щедро обсыпанная огнями Башня возносилась над всеми видимыми крышами вокруг и иногда мерцала, будто подмигивала, будто они с Юрием заговорщики.
Марина поставила стакан перед Юрием, и он машинально взял его в ладони.
Как же сказать?
Юрий перевел взгляд на крепко заваренный иван-чай, тоже цвета янтаря…
После всего, что было, любой бы расценил это как предательство. Или в этом ничего такого, и он сгущает?
Прозрачный обод стеклянных стенок стакана искажал сжимающие его пальцы, и вдруг Юрий осознал, что стакан горячий; он, чуть не выронив его, со стуком поставил на кухонный стол. Расплескалось.
Иван, сидя напротив, внимательно смотрел на него, и Юрий поспешно отвел глаза.
– Юр, – Марина забрала у сидящего с мужчинами Кирилла пустую тарелку от геркулесовой каши и вытерла мальчугану полотенцем рот, – у нас кончились талоны на детский продпаек. Кирюша решил срочно догнать папу и кушает теперь за двоих. Да, великан? – Жена улыбнулась и качнула бедрами, отступая от стола.
Сын не обратил на нее внимания, а дернул за рукав Ивана, и тот сделал страшное лицо. Кирилл рассмеялся, показав просвет от выпавшего вчера молочного зуба, и погрозил дяде правым кулачком, при этом его светло-зеленый плетеный браслет съехал ему на локоть.
Опять не уложились. Растет Кирилл… А вот паек нет. И это еще одна причина, почему Юрий так поступает.
Он ответил жене:
– Попроси в долг у Тани.
Коснулся стакана, проверяя, остыл ли тот.
В конце концов Иван все поймет. Хоть и не сразу…
– Нет больше Тани.
Старинные часы с кукушкой, висящие над дверным проемом на кухню, отзвонили восемь вечера и словно споткнулись на последнем ударе. Юрий повернулся к Марине. Ее каштановые волосы, подстриженные в каре, словно шторы закрывали чуть склонившееся лицо.
– Что случилось?
Супруга взяла со стола свою, такую же большую, как у Ивана, чашку, но фисташкового цвета, и ответила, продолжая смотреть на Кирилла:
– Таня вчера подвернула ногу на улице и загремела в больничку, не смогла отвертеться.
Марина стояла в проеме двери из кухни в коридор, так как места за столом ей уже не хватало. Слова вырвались у Юрия раньше, чем он подумал:
– У нее ж страховки нет…
Марина поджала губы и, так и не сделав глоток, выпрямила спину, отчего футболка на ее груди натянулась, и оперлась о дверной косяк. Потом продолжила:
– Она пыталась откупиться от скорой, но они пробили ее медкарту по базе, а там записано, что у нее сердце без патологий. Так что, сам понимаешь…
Марина жестко посмотрела на Юрия, и тот понял, какое было продолжение. Сказал скорее утвердительно:
– Значит, не откупились…
– Какое там! – Жена поворачивала чашку в руках, и нежно-зеленый плетеный браслет на правом запястье то появлялся, то скрывался за голубым фарфором. – Была доставлена в первое отделение городской больницы, где и скончалась скоропостижно в тот же день от болевого шока при почечной колике, после чего стала донором сердца.
Кулак Юрия невольно сжался. Наверняка можно было избежать…
– Надо было отбиваться, – сказал он, перебирая у себя на руке плетение такого же браслета (Марина сделала им всем по талисману) и посмотрел наконец на Ивана, чья серая копна волос, стоявшая дыбом на большой голове, создавала еще больший контраст с узкими плечами и худосочным телом.
Хотя, конечно, все зависело от того, кто был в бригаде скорой.
Марина ответила с горечью:
– Как же, отобьешься! У них амбалы, не хуже тебя!
Юрий выдохнул. Все верно. Уже давно туда набирали по тем же критериям, что и в прочие силовые структуры. Так, например, в группу быстрого реагирования страховой, где он сейчас работал, проходным был рост от ста восьмидесяти пяти и обязательный опыт службы в горячих точках.
Он снова повернул голову к жене:
– А ты травмат носишь, что я тебе дал?
Та хмыкнула:
– Ношу, но не уверена, что от него много толку будет.