Страховщики

— А что наши эркмассы? — спросил Император. — Никто не сообщил ничего нового о загадочном небесном чудовище?

Точности ради Старший Брат посмотрел в свиток с записями, хотя и так все помнил ясно, и твердо ответил:

— Никто… Птичья почта пришла отовсюду, кроме Саара.

Император поднялся.

— Ну, тогда и закончим на этом…

Старший Брат Бара, рассчитывавший завладеть вниманием Императора и произнести назидательную проповедь, поперхнулся невысказанными словами. Крут Император Адента — с таким не поспоришь.

Император остановился у длинного окна и требовательно взглянул на эркмасса.

— Ну?

Эсхан-хэ обрадовано вскинул лук, и дымная стрела ушла вверх. По этому знаку равнина пришла в движение.

Из башенного окна хорошо гости увидели, как конный отряд с оранжевыми значками на копьях поскакал на строй легкой панцирной пехоты. Кони неслись лавиной, и до Императора долетел многоголосый вой, которым Имперская кавалерия пугала врагов. До первого ряда неподвижно стоящих пехотинцев оставалось не более полусотни шагов как они, повинуясь неслышной команде, рассыпались и серией точных перемещений образовали прямоугольник, ощетинившийся во все стороны копьями. Стена копий, возникших на пути кавалерийского отряда, блеснула колючим железным блеском и заставила лаву разделиться, обтекая пехотинцев слева и справа. Грохот копыт, ослабленный расстоянием, долетел до Императора и он с видимым удовольствием ударил кулаком по стене.

— Молодцы!

— Это еще не всё, государь! — самодовольно отозвался Эсхан-хэ. — Смотри, смотри. Такого еще никто в Империи не может!

Конная лава еще продолжала обтекать пехотинцев, не решаясь приблизиться, как внутри прямоугольника родилось беспорядочное вроде бы движение, словно ветер налетел на колосящееся поле. По людским головам, остриям копий словно пробежала волна, и из нее брызгами выскочило десятка два лучников.

— Игонганские лучники, — объявил Эсхан-хэ. — Три стрелы в воздухе. А четвертая — в сердце врага! Если тут случился настоящий бой, то, считай, половины всадников уже не было бы в живых!

Он стоял самодовольный, словно сам учил лучников стрелять, натаскивал их в иных полезных воинских приемах, и именно его попечением только и происходило это чудо. На глазах Императора лучники разом пустили стрелы, к каждой из которых оказалась прикреплена красная лента и красные росчерки на уровне голов всадников плотным роем ушли к окоему.

— Второй залп — и другой половины нет!

Придворные вокруг зашумели, закивали головами. Что такое три стрелы в воздухе тут понимал каждый.

— В настоящем бою они себя покажут!

Адента не ответил. Не успел. Шум прорезал чей-то крик и топот ног.

— Государь! Государь!

Довольно улыбаясь, Император отвернулся от окна, где лучники продолжали пускать стрелы по разбегающимся кавалеристам. Через зал, мимо скамеек и напольных факелов к нему бежал человек в форме Императорской птичьей почты. Адента прищурился.

— Птичья почта, государь! — прокричал гонец, не дойдя до телохранителей, загородивших Императора. — Красное письмо!

— Пропустите его.

Не дойдя десяти шагов до Императора, он, как и полагалось по этикету, упал на одно колено и протянул Императору руку с посланием. Правило припадать на колено в десяти шагах от Императора ввел отец Аденты, после того, как наёмный убийца, переодевшись гонцом птичьей почты, так же вот подобрался, чтоб окончательно решить вопрос о прохождении границы по Замским болотам. Хорошо телохранители не спали, вовремя сообразили, что к чему….

Эсхан-хэ, отвернувшись от окна, за которым отряды пехотинцев, легкие лучники и кавалерия совершали установленные уставом эволюции, смотрел, как Император идет к гонцу. Жаль, что Адента не видит как носятся по полю отмуштрованные им войска, ну да ничего. Главное он успел показать.

Все, что его отряды показали Императору на смотре ополчения, куда лучше они показали бы на поле битвы. Тут, конечно все красиво и ленточки красные и все такое, но только настоящий бой покажет кто прав, а кто нет, когда грудь в грудь, удар на удар!

Словно в ответ на его мысли в тишине, воцарившейся в зале, раздался грохот. Закончив построение, ополченцы разом ударили в щиты.

Император разорвал скреплявший пергамент красный шнурок и застыл, углубившись в чтение. Лицо Императора покраснело, брови сошлись над переносицей.

«Вот бы война! — с надеждой подумал Эсхан-хэ, видя, как темнеет лицом Адента. Несколько мгновений государь думал о чем-то скверном — все вокруг увидели, как сжались кулаки, и смялся пергамент, а покрасневшее лицо стало страшным.

«Враги! — подумал Эсхан-хэ. — Слава Шестивоплощенному! Нашлись же враги нам на радость!»

* * *

День ушел на сборы.

Император лично отобрал триста человек и ранним утром войска выступили в Саар.

Каждый бывал в разрушенных войной городах, и в каждом разрушение имело свой смысл — разрушенные укрепления, выбитые двери богатых лавок, сожженные хижины…

Разрушение, встретившее их в Сааре, показалось каким-то особенным.

Тут было разрушение ради разрушения…