— Ищем мины, оставленные советскими войсками, — отвечали они. — Нет, шутка, конечно. Ищем воду. Ездим по пустыне, производим бурение. Пустыня — это вообще целый мир. Вам тоже нужно побывать в пустыне. Проехать быстро через всю страну — это неправильно. Нужно пойти пешком, через пустыню, и тогда вы по-настоящему узнаете страну. Там, в пустыне, живут святые люди. Да, настоящие святые, они удаляются от мирской суеты в пустыню, и там вы их можете увидеть. Это изменит ваш разум.
Идея ходить по пустыне и искать воду или святых людей нам не понравилась. Тем более, от этого можно было изменить разум. Вдруг в худшую сторону?
— Надо сначала выйти на свободу, а потом уже мы решим, ходить по пустыне или не ходить, — отвечал я.
— Эти святые люди обладают святой способностью чувствовать мины. А мы не святые, подорвёмся на мине, и всё, — заметил Книжник.
Так мы и не побывали в пустыне — но с обитателями оной нам было суждено познакомиться уже завтра.
Утром долго спали. Находясь в неволе, даже если это неволя класса «люкс», начинаешь по-другому чувствовать время. Оно тянется гораздо медленней, чем во время свободной и осмысленной деятельности. Поэтому в заточении наиболее выгодное занятие — сон. Ну, а в 8.40 утра — хорошие новости: нас освободили.
На прощание сфотографировались с начальником КГБ; специальная машина вернула нас на пост, откуда нас забрали вчера. Тут же проезжал некий автобус, в него нас и посадили. До Кандагара оставалось 349 километров. Стартовали в 8.59 утра. Во сколько будем в Кандагаре? Днём? вечером? размечтались! Читатель, не привыкший к афганским скоростям, удивится, узнав, что мы прибыли в Кандагар только на следующий день после полудня!
Дорога наша была когда-то асфальтовой, но время и большой поток машин вконец истрепали её, и асфальт превратился в кочковатые камни. Грузовиков было очень много, почти как на трассе Москва—Петербург. Шли они в Кандагар, в Герат, на иранскую или туркменскую границу. От Кабула до Герата грузовик идёт минимум четыре дня; порой путешествие затягивается и на неделю. Дорога такая битая, что легче ехать по пустыне; колеи, параллельные основной трассе, виднелись справа и слева; там тоже ехали машины, поднимая тучи пыли.
Пустыня перемежалась населёнными пунктами — деревушками, стоящими на высохших реках: засуха! Вот вокруг колонок с водой толпятся люди с вёдрами. Вот дома-крепости, высокие глиняные стены и башни; может, это и не дома, а целые деревни внутри? Вот продают брёвна — ценный стройматериал, из них делают каркас крыши (строить полностью деревянный дом-избу не позволит себе ни один, даже самый богатый афганец). Вот скопления лавок и продавцов, фрукты, газировка, бесконечные узбекские «Coca-Cola» и «Фреска» в пластиковых бутылках, и афганская газировка в стеклянных бутылочках. Лавочники и товар прячутся от солнца под импровизированными крышами-навесами из мешковины, из соломы, из травы. Вот лавка, где продают мусор: металлические детали, остатки механизмов и даже огрызки лепёшек, твёрдые, как камень. (Наверное, размачивают и дают скоту.) Вот пыльные поля, тоже огорожены глиняным забором — но не таким высоким, как жилища, и можно увидеть, что растёт: арбузы, виноград, дыни. Мосты через пустые русла рек. Воды нет ни в одной реке. Где берут воду для полива — неясно. Вот пасутся овцы, питаясь неизвестно чем. А вот ребята семи-девяти лет устроили пляску прямо на дороге, в виду и пыли проезжающих машин, надеясь на подаяние водителей. И не зря: среди потоков пыли нет-нет, да и промелькнёт коричневая купюра.
Вот глиняная мечеть, украшенная зелёными флагами. Водитель останавливает автобус, и все вместе, водитель, его парень-помощник и пассажиры, бегут со всех ног туда, приговаривая: зьярат! зьярат! Мы не стали выходить, поскольку не знали точно, что нужно делать, увидев зьярат. Знали только, что нужно поглаживать бороду, как это делал юродивый «девона» под Мазаром… Вот водитель уже бежит обратно, пассажиры запрыгивают, автобус отчаливает… и чуть не забыли одного деда, он босиком бежал от зьярата — запрыгнул — успел!
Всё сухое вокруг. Сарай из сухой глины; навес, крытый сухими ветками — кажется, дунешь — и разлетятся, превратятся в дорожную пыль, из которой состоят. Пыль, пыль, пыль. Мост через пустое русло реки, инвалид на мосту. Другой нищий слепил себе целый трон из глины и восседает на нём. Вот сухой, пропылённый старик продаёт вытянутые (кажется — тоже сушённые) запылённые арбузы. Где он взял воду, чтобы вырастить их? И рядом, у него же — птица в клетке. Наверное, не на продажу, а так. Афганцы любят птиц в клетках и без.
Во всех деревнях, если увидишь окно, — оно наполовину заложено глиняными кирпичами. От пыли? или от жары? Вообще окон мало, к дороге обычно обращены высокие стены, и неясно, что за ними — дом или двор.
Мой дом — моя крепость, здесь точно так.