– Это, ваша светлость, тот напиток, про который благочестивый аббат Виталь дю Фур сказал так. – Тук приосанился и продекламировал с научным видом: – «Если пить арманьяк умеренно, он обостряет ум, помогает вспомнить прошлое, веселит, продлевает молодость и заставляет отступить немощь; излечивает подагру и язву при употреблении внутрь, а раны – при наружном применении, уменьшает зубную боль. Робкому человеку полезно подержать арманьяк во рту – это развязывает язык и придает смелость». – Шотландец плеснул на донышко деревянного стаканчика темной жидкости и протянул мне: – Это жженое вино, аббат назвал его «арманьяком», мне разочек довелось допить остатки после нашего настоятеля: отличная штука, ваша милость, хоть и не имеет изящества благородного вина. Надо употреблять осторожно, ибо арманьяк крепок и очень коварен.
М-да… Арманьяк. В Гаскони же нахожусь, на родине этого славного напитка. Пивал, пивал… до сих пор дома в баре непочатая бутылка «Le Bas-Armagnac» стоит. Стоит… стояла… и не у меня уже точно… Людка квартиру к рукам приберет. Да и бог с ней. Уже не имеет никакого значения. У меня сейчас… гипотетически, конечно, парочка замков есть.
Взял стаканчик и осторожно попробовал… Тьфу ты… а я-то думал, что божий нектар сейчас вкушу. До настоящего арманьяка этому пойлу – как до Пекина в известной позиции. Грубый вкус… Нет, сходство с потомком прослеживается, но не то… Явно не то. Нет благородства. Видимо, с веками его производство отладили и отшлифовали, а пока… пока и так сойдет. Во всяком случае, пить можно… хотя бы в качестве антисептика.
М-да… разочарование…
– Ты где его нарыл?
– Ну так… из воза жидовского забрал… – Тук смутился. – Неча поганить благородные напитки нечистыми руками.
– Я тебе разрешал их грабить? – поинтересовался я.
Не-э-э… разброд и шатания надо пресекать в самом зародыше. Ты смотри… какая средневековая непосредственность.
– Нет, ваша милость… – Тук скорчил виноватую рожу.
– Ну и ладно… – решил вдруг смиловаться.
Все-таки парень для меня старался… да и не обеднеет от этого ювелир.
– В следующий раз спрашивай, что можно, а чего нельзя. Понял?
– Понял… – повеселел шотландец. – Тут это… Ваша милость… не мешало бы провианта добыть. Еды уже совсем мало, да и зерна для лошадок приобрести не мешает. Особенно для вашего жеребца, ему травки мало.
– И что ты предлагаешь? – Я отправил в рот последний кусок сыра.
А за ним пойдет ветчина с хлебом – и все… больше еды нет. В магазин сходить надо… тьфу ты, черт… ага, в супермаркет. Придурок! Неожиданно для себя разозлился… да и шоссы эти постоянно сползают… Дурацкая средневековая мода. Изловлю первого попавшегося портняжку и совершу прорыв в порточном деле, научу его шить нормальные штанцы.
– Надо к постоялому двору выдвигаться, там все и купим, – пояснил Тук. – Он обязательно должен стоять на этой дороге. По ней же паломники постоянно ходят… Эх, если бы вы знали, какие паштеты тут делают…
– Тук, ты осел. Это моя земля, и я знаю, что здесь делают, а чего – нет!.. – заорал я, пытаясь отвязать гульфик.
Приспичило, как назло, в кустики сходить, а шнурки… да что же это такое…
– Ой… Ваша милость… Я запамятовал… – Шотландец побледнел, понимая, какой упорол косяк.
– Фу-у-у… – Наконец справился с завязками и уже из кустов свирепо, совсем по-петровски, у Толстого же читал… рявкнул: – Смел ты стал, собака, смотри: три шкуры спущу, сволочь! Собирайся, поедем к чертову постоялому двору. И только попробуй сейчас что-нибудь вякнуть, скотина!
Из кустов вышел уже немного подобревшим. Это был не я… Я довольно милый, добрый и толерантный человек: так мне, по крайней мере, все в глаза говорили, а того, что за спиной вякали, я из принципа не замечал. Это во мне бастард шалит, и Средневековье отпечаток накладывает… Да, хорошо сказал. Именно Средневековье.
Тук моментально все собрал, и мы двинулись дальше по направлению к Лектуру.
Дорога была совершенно пустынной, только разок мимо протопали босыми пятками четыре мужика в белых балахонах с нашитыми на них раковинами, похожими на эмблему «Шелл». Паломники… кто еще так изгаляться будет. Спасения ищут. М-да… Просящий да обрящет… Кто ищет, тот всегда найдет. В том числе и неприятности на свою голову. Вот как я, например.
С правой стороны началась довольно высокая протяженная возвышенность, на склонах которой рос виноград, а дальше пошли грушевые и яблочные сады. Культурненько так. Все ухоженное.
– Тук, ты что молчишь? Рассказывай. – Мне надоело ехать молча.
– Что рассказывать-то, ваша милость? – буркнул шотландец, все еще дуясь на мою немотивированную агрессию в его сторону.
Это если в духе двадцать первого века сказать, а по меркам окружающей эпохи по-другому будет звучать. Как бы правильнее сформулировать… ага… дуясь на мое справедливое желание проявить право господина на наказание своего слуги. Да, именно так.
– Какие у вас девки в Шотландии? Дают?
– Ну, какие дают, а за каких и голову могут срубить, – оживился Тук. – Эх, девок бы…
– Это да… – согласился я, прислушавшись к своему организму.
– А вот вы знаете, ваша милость, какой у нас национальный символ?