Страна Арманьяк. Фаворит

— Сир… Палят из пушек: очевидно, хотят привлечь наше внимание… — тихо подсказал Тук. — Время у нас есть, можно…

— Веренвен, лево руля!.. — не дослушав, рявкнул я. — Да шевелитесь, мать вашу…

Что, черт возьми, могло случиться? Что? И Фен с Фиораванти два дня назад сорвались в Гуттен без объяснений… Не дай бог, что-нибудь с малышками или Матильдой — на кол посажу клятого жида…

Ледяные тиски тревоги не разжимались до самого причала. Да так и не разжались…

Не дожидаясь, пока шебека пришвартуется, я выскочил на причал и схватил за шиворот замершего на коленях рыбака:

— Что случилось? Какого хрена сигналы подавали? Говори…

Рыбак висел в моих руках как тряпка и молчал. Я крутнул головой и увидел неподалеку еще троих, тоже стоящих на коленях. Да что за хрень? Сознание наотрез отказывалось, что-либо понимать.

— Где староста, мать твою? Где все?

Мужик, не поднимая голову, указал в сторону замка.

Луиджи и Пьетро, не дожидаясь команды, стали выпрягать лошаденку из телеги. Но они не успели закончить: к причалу примчался старшина замковой стражи Торвальд Баумгартнер с парой стражников и заводными лошадьми. Увидев, как он повалился на колени, я ничего не стал спрашивать, вскочил в седло и погнал коня к замку. Ни на что хорошее уже не надеялся. Потому что все стражники были одеты в черное.

Влетел в замковые ворота, соскочил с седла, совсем было собрался бежать в покои, но замер, увидев, как во двор выходят мои ближники. Последним появился Соломон. Он шел покачиваясь, неверными шагами, лицо еврея было смертельно бледным, вокруг глаз чернели круги; создавалось впечатление, что это идет мертвец, какой-то непонятной силой поднятый из могилы.

Не доходя до меня пару шагов, еврей упал на колени, поддернул воротник, обнажил шею и склонился к земле.

Не глядя по сторонам, я выдрал из ножен эспаду и шагнул вперед.

— Что с детьми?

Соломон ничего не ответил и только больше склонил голову.

Отливающий серебром клинок со свистом вспорол воздух и со смачным хрустом впился в поросшую черным пушком шею. Нереально алая струя крови хлестнула по мощеному брусчаткой двору. Карминовые капельки беспокойно закачались на чахлых травинках, пробившихся в щели между камнями…

Видение было настолько живым и ярким, что когда я открыл глаза, дико удивился, увидев лекаря живым и невредимым.

— Что с детьми? — едва выдавливая из себя слова, повторил я вопрос.

— Сын мой! — бросился ко мне падре Михаэль, замковый капеллан. И осекся, увидев кончик эспады у своего горла.

— Я в последний раз спрашиваю…

— Дык, в детской… — прошептал священник, с ужасом посматривая на слегка подрагивающее острие возле своего кадыка. — С няньками же…

Ноги разом перестали держать, но выручили близнецы, стойкими солдатиками выросшие у меня по бокам.

— Господин… — натужно прохрипел Соломон, не вставая с колен. — Я сделал все что мог, но… но…

— Сир… — Фиораванти шлепнулся рядом с лекарем.

— Хозяин… — Фен присоединился к ломбардцу.

— Господин… — Баумгартнер, лязгнув доспехом, тоже преклонил колени.

— Призываю в свидетели святую Богородицу! — рявкнул Логан откуда-то из-за моей спины. — Если вы немедленно не объясните, что случилось, я лишу вас жизни…

— Тихо!

Я поднял голову и увидел, как ко мне идет Брунгильда, жена Логана. Переваливаясь словно утка и придерживая рукой громадный живот, она быстро добралась до меня, крепко ухватила за локоть и потащила за собой, в беседку подле замковой стены.

— Господь забрал даму Матильду… — горячо шептала она по пути. — И ребеночка, еще не рожденного. Два дня как схоронили. Знаю, любил ты ее… Ты поплачь, поплачь… легче станет… Эй, кто там, живо подать нам…

Слуг опередил Логан, подсунувший мне флягу с арманьяком. Все еще не понимая, что случилось, я судорожно глотнул…

— Пятого дня прибыл в приют для паломников при Гуттене странствующий августинец Корнелий… — как сквозь подушку доносился до меня хрип Баумгартнера. — С частичкой мощей святого Бонифация… Дама Матильда обласкала оного монаха и приложилась губами к мощнице. Монах убыл, а четвертого дня у госпожи начался…

— Ядом была покрыта крышка мощницы… — перебил его Соломон. — Я сделал все что мог, но яд уже поразил внутренности с мозгом, и к вечеру…

— Оного августинца мы разыскивали… — забубнил Баумгартнер. — И таки сыскали…

— Еретика проклятущего, вовеки проклятого… — возмущенно воскликнул фра Михаэль. — А даму Матильду мы отпели, все как положено, не сумлевайтесь, ваше сия….

— Где эта скотина?! — разъяренным медведем заревел Виллем Аскенс.

— Дык в темнице же…

— Рты закрыли все!.. — Я наконец начал приходить в себя. — Проводите меня к Матильде…

На меня накатило совершенно необъяснимое спокойствие. Ни злости, ни горя, никаких эмоций, совсем никаких — как одеревенел. Просто хочется сдохнуть…

Матильду похоронили при замковой часовне. Я постоял на коленях возле усыпальницы, с дикой злостью коря себя за то, что не смог выжать даже одной слезинки, а потом отправился к девочкам играть с ними в куклы.