Страна без свойств: Эссе об австрийском самосознании

Австрия, выражаясь обобщенно-символически, — это эксгибиционист, который на глазах у равнодушной мировой общественности распахивает плотное, скрывающее его тело пальто, чтобы затем с некоторым основанием заявить в свое оправдание, что-де и фаллос его в сущности является всего лишь символом фаллоса. Следует ли называть этого эксгибициониста «Малышом», учитывая его возраст и инфантильное поведение? Или перед нами слуга-лилипут с фаллосом-протезом?

Другим характерным примером, демонстирующим символизм австрийского умения показать себя, была, разумеется, уже упомянутая дискуссия об изменении австрийского государственного герба. Государственный герб является символом per se,[17] а потому его обсуждение должно было вылиться в настоящую вакханалию символических значений. Пик дискуссии был достигнут тогда, когда в нее включился человек, который (вполне в австрийском духе) по роду своей деятельности превратился в символ. Речь идет об австрийском президенте Вальдхайме, который заявил, что и ему удаление серпа и молота из лап геральдического орла представляется «уместным», потому что «данные символы вследствие их связи с символами коммунистическими народ понимает теперь неправильно».

Два символа (Вальдхайм и герб) отразились друг в друге. И, как это и бывает при взаимном отражении зеркал, внезапно возникло ощущение бесконечности, а в Австрии нет ничего более бесконечного, чем низкая глупость, которая одновременно является прибежищем для истины, вытесненной из общественного сознания. На случай, если народ что-либо не так понимает, всегда, как известно из истории, есть два выхода: народ начинают либо просвещать либо уничтожать. Если народ не понимает причин своего бедственного положения и верит в то, что во всем повинны евреи, начинают либо просвещать народ либо уничтожать евреев. Если народ не понимает, почему общество содержит на иждивении больных, стариков и инвалидов, которые уже не могут позаботиться о себе сами, не имеют шансов на выздоровление и никогда больше ни в какой форме не принесут этому обществу пользу, то народ начинают просвещать или приступают к уничтожению «нежизнеспособных тунеядцев». Если народ не понимает, почему творческая интеллигенция критикует общество, за счет которого она живет, то народ начинают просвещать или же запрещают и сжигают произведения искусства, а в конце концов уничтожают и саму творческую интеллигенцию. Эта классическая альтернатива, разумеется, является дилеммой для человека, который не раз заявлял, что просветительство в настоящий момент не является его сильной стороной, но и участие в уничтожение других людей в историческом прошлом также отрицал. Вальдхайм как главное представительное лицо стал символом австрийского своеобразия не в последнюю очередь потому, что он настойчиво и исключительно способом ex negativo[18] заявлял: нет, он не был в CA,[19] нет, он не был нацистом, нет, он не был военным преступником, нет, он не несет никакой ответственности, нет, он не знал о преступлениях и т. д. Все это со временем приобрело известную убедительность, и только поэтому он действительно является символом Австрии. Примечательно, что президент ни разу не сказал вслух о том, кем он и в самом деле никогда не был, хотя тут бы ему сразу все поверили: он и в самом деле никогда не был борцом Сопротивления.

Собственно, а кто у нас был борцом Сопротивления? Вопрос этот весьма существенный, ведь доказательство того, что австрийское сопротивление нацизму существовало, стало conditio sine qua non[20] для воссоздания Австрийской республики. Единственным по-настоящему организованным, более-менее эффективным, осознанным и реальным было сопротивление нацистскому режиму со стороны австрийских коммунистов. Антифашистское сопротивление австрийских коммунистов после войны было разыграно как козырная карта, чтобы удовлетворить требование держав-победителей и представить свидетельство того, что Австрия сама внесла определенный вклад в дело своего освобождения.