Причиной австрийской «безродности» в том, что касается определения «родины», является, возможно, и то, что после войны восстанавливали все, что было разрушено или оккупировано союзными войсками, но не было восстановлено то, что разрушили или оккупировали нацисты. По этой причине «Бургтеатр» и венская «Опера», фабрики, автомобильные и железные дороги, одним словом, вся инфраструктура страны вскоре была восстановлена, но это никак не коснулось чувства родины. Хочу, чтобы меня правильно поняли. Центральной проблемой прежде всего было не то, что в понятии «родина» находили нечто предосудительное, иначе бы оно не было упомянуто в новом австрийском государственном гимне. Главная сложность состояла в том, что идея родины, отечества для молодой республики как с позиции внешнеполитической, так и из внутриполитических соображений была идеей неудобной, более того, даже опасной. Австрия стремилась к государственной независимости, а идея родного края при тех исторических коннотациях, которые с нею связывались, способствовала бы становлению регионалистских тенденций, которые, в свою очередь, вновь заострили бы внимание на исторической связи Австрии с Германией, связи, от которой это поколение, пусть и со скрежетом зубовным, но все же счастливым образом удалось избавить. В Каринтии, к примеру, и после окончания войны многие упорно выражали свою приверженность к идеологии «родного края», да и по сию пору организации так называемого «хайматдинста» имеют там большое влияние.
Как правило, регионалистские тенденции, чувство родины и открытое проявление любви к отчему краю не обязательно связаны с официальной пропагандой патриотизма. В Австрии, однако, случилось так, что естественное и, в известной мере, «автоматическое» развитие патриотического чувства было нарушено. Начавшийся благодаря плану Маршалла быстрый экономический подъем, который превратил Австрию из аграрной страны в промышленно развитое государство, привел к возникновению таких форм самоощущения и самооценки, которые полностью утратили связь с традиционным, в известной степени «сельским», патриархальным восприятием себя и мира. В маленьком, обозримом мирке провинции «родину» и «отчий край» ощущали непосредственно, и соответствующие чувства могли проявиться здесь более естественным образом. Однако существовала и другая сторона: здесь каждый знал каждого, знал о той или иной степени участия (своей и своих соседей) в нацистских преступлениях, был вовлечен в мучительный процесс преодоления прошлого и неизбежной смены самоощущения, и это делало практически невозможным суверенную и полностью открытую демонстрацию нового самосознания.
Однако дело не закончилось тем, что понятие «родина» оказалось табуированным. Его во второй раз фактически отняли у людей, вложили в него другой смысл и тем самым разрушили, превратив его в рыночный товар, в фактор экономики. Иностранный туризм способствовал росту благосостояния самых отдаленных и лишенных промышленности уголков страны, но окончательно разрушил самосознание живущих там людей.
Мария-Тереза Кершбаумер пишет о годах своей юности в Тироле: «Здесь царила атмосфера резервации: аборигены создавали все условия для туристов с Запада (с которым когда-то враждовали), втайне ненавидя их и из чувства мести при всякой возможности подвергая унижениям их женскую половину. В этой кухне клокочущей тайной злобы, гибнущей природы и шибающей в нос ненависти к иноземцам, — дорогой платы за оккупацию родного края в туристский сезон, — заграницу одаривали видами Австрии с глянцевых туристских проспектов, Австрии, избавленной от русских оккупационных властей, благодарной, раболепной и алчной, страны музейно-опереточной, похожей на марципановые фигурки, выставленные в окне кондитерской».
Нарисованная здесь реальность не только вызывает чувство стыда, но и приводит в изумление, если освежить в памяти не такое уж далекое прошлое. Первая австрийская республика была очень бедна хозяйственными ресурсами, и было бы естественно, если бы она без всяких околичностей прибегла к любой возможности экономического выживания, однако она недвусмысленно отказалась от идеи максимального развития иностранного туризма в Австрии как экономического фактора. В июле 1928 г. тогдашний канцлер Игнац Зайпель заявил: не может быть и речи о том, чтобы Австрия жила за счет того, что ее будут «показывать иностранцам за входную плату». Этот унизительный источник дохода несовместим с имеющей исторические основания гордостью австрийцев и с их самосознанием.
Даже в мае 1933 года, в последний год существования Первой республики, когда правительство германского рейха ввело ограничения на валюту, вывозимую туристами из Германии (знаменитая квота в тысячу рейхсмарок), чтобы экономически ослабить Австрию, с нашей стороны не последовало никаких попыток «спасти» иностранный туризм, пойдя, например, на политические уступки по отношению к немецкому соседу, чтобы добиться отмены квоты. Наоборот, уже в июне 1933 г. в Австрии запретили деятельность НСДАП, равно как и «Союза защиты штирийского края».