Страна чудес

Орла оторвалась от своих каракулей. Было прекрасно, что Элеанор Куин нравится работать самостоятельно, но Орла надеялась, что дочка пойдет в местную школу и найдет друзей. Тех, которые останутся с ней надолго, не станут подавлять ее или выгонять из своей компании. Это было важной частью мотивации Орлы во время переезда: она ждала, что дети на северной окраине страны будут менее требовательными, станут меньше соперничать, чем ученики в городской школе ее дочери, и не будут напоминать рой бешеных насекомых в банке, отчаянно пытающихся выбраться на свободу, во взрослую жизнь.

– Тебе больше нравится учиться дома? – спросила Орла.

– Да. Легче сосредоточиться, не так много событий. И после учебы я могу сделать столько домашней работы, сколько захочу.

Орла нахмурилась. Она не могла спорить с аргументами дочери – то, что ей нравилось работать в одиночестве и в собственном темпе, казалось вполне понятным.

– Ты знаешь, что в следующем году мы хотели записать Тайко в детский сад…

– Я иду в школу? Ура! – Он подпрыгнул, разбрызгав кисточкой фиолетовые капли на свой рисунок. – Ой. Мама, я испортил свой зоопарк.

Ох. Теперь Орла поняла, что цветные пятна – это зверинец. Сын поморщился, явно разочарованный тем, что его шедевр испорчен.

– Все хорошо, ничего не испортилось. Представим, что это шмели и божьи коровки.

– И светлячки! И комарики! – Он упал обратно на колени, а на лице снова отразилась радость. Тайко добавил больше цветных точек вокруг своих животных.

Орла вернулась к Элеанор Куин:

– Так что мы собирались записать и тебя тоже. Здешние школы намного меньше. Может, тебе они больше понравятся?

– Я не знаю. А можно и дальше так учиться, если я захочу?

– Давай не будем торопиться и решим после того, как увидим школу. И тогда поговорим об этом снова. Хорошо?

– Хорошо.

Орла восхищалась мастерством и дисциплиной Элеанор Куин, проявленными в рисунке. Ее дерево было очень детальным и напоминало сосну за их домом, которая тянулась к небу. Ее текстурированная кора выглядела почти как карта или лабиринт из рек. Несмотря на то что картина была прекрасна, Орла насторожилась: так и подмывало спросить дочь, не оказала ли на нее влияние работа папы, особенно его первая картина с лесом, которую он назвал «Единство». Что-то в этом рисунке показалось Орле слишком человечным для дерева. Но если Шоу уловил чувство общности с природой и изобразил дерево – укрытие для других обитателей, у Элеанор Куин оно казалось… злым. Может, так было из-за уверенности, почти надменного положения, в котором ветки напоминали бугристые руки. Если бы рисунок мог ожить, он наверняка указал бы на нее пальцем и отдал какой-нибудь приказ.

Нет, он сделал бы хуже.

Орла ощутила жжение, как будто эта ветка только что хлестнула ее, и дотронулась до щеки рукой.

Ни Шоу, ни дети не жаловались на недомогания, тревожные видения, боли – вообще ни на что. Но Орла не могла стряхнуть с себя ощущение… чего-то странного. Что-то было не так. Неужели так выглядела клаустрофобия? Могла ли она начаться из-за переезда?

Однажды, за год до рождения детей, она поставила мешок с картошкой в кухонный шкаф, решив, что в темноте тот дольше пролежит. Спустя несколько месяцев появилась какая-то вонь. Орла подумала, что под полом умерла крыса или белка, но в конце концов Шоу по запаху нашел источник: картошка, давно забытая в шкафу, почернела и покрылась плесенью.

Почему пребывание в этом доме напомнило ей об этом? О чем-то гнилом, источник чего она не могла точно определить?

Никто больше не жаловался. А Орла не была готова к хаосу, который творился в голове. Если у нее не получалось приписать какому-то явлению очевидное, понятное объяснение, она старалась просто выкинуть его из головы. Запереть странности в шкатулке, чтобы не рисковать и не «заражать» этим всю свою семью.

10

Суббота началась и закончилась радужными полосками. Орла впервые увидела их утром: они отражались на стене, пока она была в ванной. Солнце светило сквозь морозное окно, и узор украшал небольшой участок стены разноцветными точками. Орле так и хотелось позвать Шоу или детей, чтобы они тоже на него взглянули. Пятна преломленного света, мелкие, как блестки.

В тот вечер Шоу остался на кухне мыть посуду после ужина, а Орла отправилась наверх, чтобы повесить шторы для спальни. Недавно она повесила простые занавески, на пару дней, – ради украшения, а не для практичности. Шоу даже не считал, что им нужны шторы. Ночью здесь становилось темно, уличных фонарей не было. Но Орла готовилась на месяцы вперед, когда солнце должно будет выползать и жечь им глаза до того, как они их откроют. Да и вообще, ей не нравилась сама мысль о том, что кто-то может заглядывать в окна. Даже если на самом деле заглядывать попросту некому.