— Потому что ее будущий муж, верно, слишком сильно избил ее.
— Как! — воскликнул Диего. — Разве в этой стране есть обычай исколотить до полусмерти невесту, прежде чем на ней жениться?
— Я сейчас объясню в чем дело, — сказал доктор. — Когда австралийскому юноше приходит в голову мысль избрать себе подругу жизни, то он, не теряя времени ни на объяснения в любви, ни на серенады, идет в лес, где, как ему известно, живет какое-нибудь племя, дружественное или враждебное — все равно. Он прячется там и сторожит, пока не увидит, что мимо него идет какая-нибудь девушка, тогда он без всяких слов бросается на нее, начинает объясняться ей в любви посредством целого ряда палочных ударов и не перестает ее бить до тех пор, пока не увидит, что избил ее до полусмерти и что она уже больше не в состоянии двигаться. Тогда грубый жених взваливает ее на плечи, уносит к себе, дает знать колдуну своего племени, и несчастная становится женой избивавшего ее юноши.
— Но ведь она будет его ненавидеть, — сказал Кардосо.
— Ты ошибаешься, друг мой. Напротив, она становится превосходной женой, она забывает свое племя и полностью посвящает себя воспитанию детей, стряпне и заботам о своем лентяе-муже, никогда не жалуясь на судьбу.
— Если бы мне это рассказывал кто-нибудь другой, я бы отправил его в сумасшедший дом, сеньор доктор, честное слово, отправил бы, — сказал Диего. — Клянусь честью, с того самого дня, когда мы высадились в Австралии, я постоянно спрашиваю сам себя: нахожусь ли я еще на поверхности земного шара или же попал на Луну. Волшебный материк! Подлинно страна чудес! Право же, здесь есть от чего сойти с ума!
— А как же они празднуют свадьбу? — спросил Кардосо.
— Вы это скоро увидите, — сказал доктор. — Вперед, Ниро Варанга. Предводитель и его племя пошли вперед, и за ними двинулся драй,
вслед за которым шли женщины, ведшие за собой сотни детей, худых, как скелеты, уродливых, как их родители, настоящих чертенят, скакавших и завывавших во все горло.
Женщины были нагружены хуже мулов. Большая часть из них тащила грудного ребенка в чем-то вроде мешка, привешенного к исхудалой спине, другого, немного побольше, верхом на шее, причем дети крепко держались за волосы матерей, и сверх того каждая из них несла еще мешок, содержащий в себе все необходимые для семьи предметы: смолу
Когда толпа дикарей перешла через долину и вошла в лес, вождь внимательно прислушался и затем испустил свой странный призывный крик:
— Кооо-мооо-хооо-э-э-э!
Подобный же крик послышался в ответ, и немного погодя из-за куста мимоз показался молодой австралиец высокого роста, одетый в плащ из кожи двуутробок с двумя разрезами по бокам; голова его была украшена тремя перьями какатоэс; он нес на руках молодую девушку, неплохо сложенную, но покрытую синяками, причем на лбу еще виднелись следы крови.
— Вот каналья-жених! — воскликнул Диего. — Я с наслаждением продемонстрировал бы на нем несколько приемов бокса — знаете ли, таких, какие умею наносить только я, — чтобы заставить его уважать слабый пол.
— Он так ее отделал, что она проваляется несколько дней, — сказал Кардосо. — Вот прекрасный способ ухаживать!
— Что же вы хотите, друзья мои, ведь это обычай дикарей, — заметил доктор.
— Вы хотите сказать, обычай обезьян, — поправил его Диего. Между тем жених поставил свою будущую жену на колени. Она казалась совсем покорной и подавленной.
Тогда к ней подошел колдун, держа в руке палку с изогнутым концом, вырезанную из тяжелого и твердого дерева, и открыл ей рот.
— Смотрите хорошенько, — сказал доктор своим спутникам, сошедшим с лошадей и смешавшимися с туземцами, чтобы лучше видеть.
Колдун засунул свои пальцы в рот девушки и, казалось, что-то искал. Вдруг он отступил шаг назад, быстро поднял находившуюся у него в руке палку и так сильно ударил ею по резцам невесты, что раздробил их.
Несчастная девушка не выдержала этой ужасной боли и, пронзительно вскрикнув, упала на спину, изо рта у нее лился целый поток крови.
На ее крик тотчас же ответил другой, но то был крик, вызванный досадой и негодованием.
Диего, красный от злости, бросился вперед, и его тяжелый кулак, словно молот, с силой опустился на череп колдуна, звякнувший, словно треснувший колокол.