— Не будем отчаиваться, старина, — сказал Кардосо, тоже начинавший бояться какого-нибудь несчастья. — Подождем, пока совсем стемнеет, затем начнем стрелять снова. В это время ветер может перемениться, да к тому же ночью выстрел разносится на более далекое расстояние.
— Подождем, но не скрою от тебя, что мое беспокойство возрастает с каждой минутой.
Они растянулись на неровном дне громадного дупла, подложили под головы двуутробок и стали терпеливо дожидаться ночи, чтобы снова начать стрелять, но беспокойство и грустные мысли ни на минуту их не покидали.
Солнце уже село, и тьма спустилась на землю с фантастической быстротой. В дупле стало еще мрачнее, сквозь его верхнее отверстие виднелось лишь темное небо, усеянное звездами.
Снаружи царила почти абсолютная тишина. Лесные птицы больше не пели, они спали в своих гнездах; жужжание насекомых прекратилось; время от времени раздавались лишь жалобные завывания искавших себе добычу динго.
Напрасно настораживали наши матросы уши, надеясь услыхать какой-нибудь отдаленный выстрел или зов. Они вскакивали на ноги при каждом завывании динго, думая, что это человеческий крик, и вздрагивая при каждом щелканье птицы-бича, при каждом звоне птицы-часов, принимая их за шаги или за отдаленные ружейные выстрелы, но тотчас же замечали, что они обманулись.
Их одолевали чрезвычайно грустные мысли, они думали, что им суждено погибнуть в глубине этого дупла, откуда им не было никакого выхода.
Около полуночи им показалось, что они слышат человеческие шаги недалеко от дерева.
— Ты слышал, Кардосо? — спросил Диего.
— Да, — ответил молодой матрос слегка изменившимся голосом. — Кто-то проходит мимо дерева.
— Быть может, это какой-нибудь австралиец?
— Или не ищет ли это нас доктор?
— Он бы дал знать о своем приближении выстрелом.
— Ты прав, Диего.
— Слушай.
Они стали прислушиваться, прислонясь ухом к стволу, и явственно услышали легкие шаги, казалось, приближавшиеся к дереву.
— Кто-то проходит мимо нас, — сказал Кардосо.
— Позовем-ка на помощь
— А что, если это австралийцы, принадлежащие к племени Коко или колдуна?..
— Лучше пусть возьмут нас в плен, нежели остаться здесь навеки, да к тому же разве с нами нет ружей и револьвера?
— Это правда, товарищ.
Диего вытянулся, насколько мог, к отверстию дупла и закричал:
— Эй вы!.. Эй!..
Шум тотчас же прекратился, но немного спустя матросы услыхали легкий удар топора снаружи по коре дерева, потом второй немного повыше, третий еще выше, затем четвертый и пятый.
— Это австралиец, — сказал Кардосо.
— Да, — ответил Диего, — он влезает, делая на дереве зарубки. Держи наготове ружье.
Матросы услышали шум листьев на верху дупла и затем увидели при неверном свете звезд какой-то черный круглый предмет, очень похожий по форме на человеческую голову.
— Кто ты? — спросил Диего.
Услыхав выходивший из дупла голос, голова тотчас же исчезла, испустив громкий крик.
— Он, верно, принял нас за злых духов, — сказал Кардосо.
— Постой… Слышишь?
— Что такое?..
— Мне кажется, что снаружи разговаривают.
В самом деле, слышен был очень тихий шепот, причем казалось, что он исходил то с верха дерева, то с низа. Вероятно, человек, взобравшийся наверх, разговаривал со своими товарищами.
Вскоре после этого послышались другие удары, производимые, по-видимому, каким-то тяжелым телом, быть может, каменным топором; затем над отверстием показались две головы, а потом и третья.
— Сойдите сюда, — сказал Диего, — мы такие же люди, как и вы. Но вместо того, чтобы сойти вниз, австралийцы тотчас же исчезли. Кардосо выстрелил из револьвера, но результат получился совсем отрицательный, потому что снаружи послышались крики, выражавшие испуг, а затем поспешный топот ног, вскоре затихший вдали.
— Вот дурачье! — воскликнул Диего.
— Они испугались, — сказал Кардосо, — быть может, им еще неизвестно употребление огнестрельного оружия; напрасно я выстрелил.
— Они все равно не спустились бы сюда, друг мой.
— Может быть, они еще возвратятся?..
— Возможно, что и вернутся завтра, после солнечного восхода, чтобы посмотреть, что тут такое.
— Молчи…
— Опять что-нибудь?
— Слышишь, Диего! — воскликнул Кардосо, крепко хватая старого моряка за руку.
Вдали слышны были ужасные крики — отвратительный концерт дьявольских завываний и криков, невольно заставлявших трепетать.
— Это дикари! — воскликнул Диего, и сердце его сильно сжалось.
— Это их военный клич, Диего, — сказал Кардосо прерывающимся голосом.
— Верно, они нашли наш лагерь?..
— Я боюсь за доктора, Диего!..
— Тысяча миллионов громов!..
В эту минуту послышался целый ряд пушечных выстрелов, раздававшихся все громче и громче; после этих выстрелов воинственные завывания дикарей превратились в крики злобы и в болезненные стоны.
— Это митральеза! — вскричал Диего.
XX. Ужасная ночь