"Страна чудес" и другие рассказы

С тех пор он обжигался часто, постепенно прощаясь с самою мыслью завести умный разговор с незнакомым собеседником. Но на лавочку перед работой приходил регулярно. Он садился удобно, по-молодежному, почти ложился, запрокинув голову и раскинув руки. Читал по памяти отрывки любимых стихов и наблюдал за солнцем. Когда оно выпутывалось из древесной листвы и в упор, без помех светило Косте в лицо, становилось ясно, что тяжелый шар земной совершил нужный поворот вокруг своей оси. На часах было десять и пора на посудомойку.

* * *

– Подвиньтесь, пожалуйста.

Константин сел прямо и обернулся на голос. На него смотрела молодая женщина возрастом чуть старше него. В руках у нее было вязанье, а рядом стояла девочка лет пяти.

– Пожалуйста, – Константин убрал руку (в вольной позе он занимал пол-лавки). Если по уму, то нужно было бы вставать и идти на работу – кафе уже открылось. Но почему-то хотелось остаться.

– Это ваша дочка?

– Да. – Женщина ответила, не отрываясь от вязанья, а девочка (прехорошенькая) стояла возле матери и внимательно изучала соседа по лавочке.

– А сколько ей лет?

– Скоро будет пять.

Поняв, что речь идет о ней, малышка прижалась к матери, но глаз от дяди не оторвала.

– Я люблю детей, – сказал Константин, чувствуя, что пауза затягивается. – У меня их будет много.

– Ну, много!.. – Женщина улыбнулась. – Сначала жену найдите.

– Я… ищу.

– Разве? А я думала, загораете.

– Я память тренирую, – немного обиженно и по-детски буркнул Костя.

– Это как?

– Стихи наизусть читаю.

– И кого же?

– Северянина, например.

– А…

Женщина вдруг оторвалась от вязания и продекламировала:

Он интересен тем, что он совсем не то,
Что думает о нем толпа пустая,
Его стихов принципиально не читая,
Когда в них нет про ананасы и ландо…

– Вы знаете Северянина?!

– Знаю… Женщина опустила голову к вязанью, а девочка внимательно и тревожно посмотрела на мать.

– Вы что-то окончили? – спросил Костя. Он вдруг почувствовал к этой женщине огромный интерес, в основном как студент, но чуть-чуть и как мужчина.

– Я училась, но не окончила, – ответила собеседница. – Замуж вышла. Вот мой диплом (она поцеловала дочку в лобик), а вот – моя кандидатская (показала на вязанье).

Тут Константин заметил, что животик у нее округлый, и если бы имел опыт, то понял бы, что месяц уже шестой, а то и седьмой.

Какая-то странная ревность к неизвестному мужу кольнула его в сердце. Константин вдруг почувствовал себя маленьким и несерьезным.

– А вы знаете, – прервала молчание женщина, – я и сейчас учусь. Вот мы с Полей, – услышав свое имя, малышка посмотрела на мать и улыбнулась, смотрели недавно библейские гравюры какого-то немца.

– Шнорра?

– Кажется, нет.

– Карольсфельда?

– Вот. Его самого. И представляете? Поля меня спрашивает: «А почему у Адама и Евы – пупочек?» Я не понимаю вопроса. У всех, мол, пупочки. А она мне: «Нет. Их мама не рожала. Адам – из земли. Ева – из ребра. А пупочек – это от пуповинки». Представляете?!

Сильный крик оборвал их разговор.

– Ты долго будешь отдыхать, паразит? Уже пол-одиннадцатого!

Орал шеф-повар Костиного кафе. Константин вскочил, рванулся было бежать. Но потом остановился.

– Сейчас. Иду, – крикнул он шефу. – Извините, мне пора. Я должен идти.

– Идите-идите. Работа – это святое, – улыбнулась женщина и опустила глаза к вязанью.

– Вы мне очень помогли, – сказал Костя и побежал. Метров через десять он обернулся и крикнул: – Вас мне Бог послал!

Женщина улыбнулась в ответ.

То, к чему он сейчас прикоснулся, еще требовалось осмыслить, осознать. Но однозначно это был чудесный урок. По сути подарок.

Уже в дверях кафе он обернулся. Женщина вязала, а Поля прыгала вокруг лавки на одной ножке.

Константин улыбнулся и переступил порог.

* * *

Я знал Константина. В тот старинный город, где он жил не доучившись, я приехал в командировку. Что-то затянулось и не заладилось, пришлось остаться до понедельника, и в воскресенье нужно было где-то помолиться. Православный храм в городе был один. Я нашел его минут за десять до всенощной и залюбовался молодым человеком, сидящим у свечного ящика. Он продавал свечи, писал имена в записки для службы, бойко выдавал сдачу и успевал каждому сказать одно или два нужных слова. Кому – об исповеди, кому – о поминании усопших, кому – о чтении Евангелия.

После всенощной я еще раз подошел к нему и разговорился. Константин – а это был он, – хотя и выглядел уставшим, охотно поддержал разговор. Мы сидели у храма на скамейке и до темноты говорили о литургии, о святых отцах, о прожитой жизни. В тот вечер он и рассказал мне кратко историю своих поисков и своего обращения. Когда стало совсем поздно, он предложил мне заночевать в церковном доме.

– У нас возле просфорни есть комната для гостей. А в просфорне работаю я и с субботы на воскресенье в ней ночую.

Я с радостью согласился.

– Увидимся завтра на литургии, – сказал Константин и пожелал мне спокойной ночи.