Страна Дураков

Нет худа без добра. При новой власти материальное положение Данилова заметно улучшилось. Он даже стал выезжать на отдых в недоступную прежде Европу, на её самые дорогие и престижные курорты. По пути он, всегда и неизменно, заезжал к своему другу. К Володе. На пару-тройку дней. Душу отвести.

В первый же день встречи друзья стремительно напивались.

Традиция. А против традиции – не попрёшь.

В этот раз они опять напились.

Незадолго до этого Светка, убедившись, что закуски на столе более чем достаточно, удалилась на просмотр сериала.

К часу ночи уставший от впечатлений Володя, упираясь на каждом шаге ладонью в стену, отправился в спальню. К жене. Вскоре оттуда раздался мощный храп, возвестивший, что он успешно приступил к исполнению супружеского долга. Долг – это святое.

Данилов завидовать другу не стал.

Вспомнив отвратительную туркменскую водку с отпечатанным на матовом бутылочном стекле портретом Сапармурада Ниязова и, казалось бы, обязывающим названием "Туркменбаши", он мысленно сплюнул и совершенно непатриотично налил себе стопочку "Русского стандарта". Затем взял в одну руку вилку, а в другую пульт – он наколол малосольный огурчик и с вялым интересом пощёлкал по каналам спутникового телевидения.

Остановился Данилов на новостном CNN.

После новостей об очередном американском торнадо, неожиданно увидав на экране туркменского президента, он вздрогнул, нахмурился и, шумно вдохнув воздух расширившимися ноздрями, сделал то, что делает любой русский человек при виде власть предержащих чиновников – коротко, но с чувством, выругался сквозь крепко сжатые зубы.

Красующийся на экране Ниязов, забравшись на украшенную золотым солнцем трибуну, старательно таращил глаза, беззвучно вещая что-то важное и гениальное, под монотонную скороговорку англоязычного диктора. Закончив очередную тираду, "вождь и солнце туркменов" улыбнулся и помахал Данилову пухлой ладошкой. Данилов нехорошо оскалился в ответ и, не медля, чокнулся рюмкой со светящимся экраном. В том его месте, где под пышной свежеокрашенной в "радикально чёрный цвет" шевелюрой "отца нации" обретался его блестевший в свете софитов лоб. У Данилова была хорошая зрительная память, и он помнил, что более десятка лет этот "член политбюро" красовался на чёрно-белых политпросветовских открытках и портретах безупречно седым.

– Чтоб ты провалился, образина! – вместо тоста пожелал президенту Данилов. – И в отпуске достал!

Бросив взгляд на свой, отраженный полированной панелью холодильника, силуэт, Данилов скривился, обозвал его "придворным туркменским эскулапом" и, опрокинув в себя водку, закусил малосольным огурчиком. Прожевав и проглотив огурчик, он с пьяным удовлетворением нажал на пульте красную кнопочку "OFF". Продолживший было своё выступление, президент мигнул и пропал.

– Вот! – мстительно заметил Данилов. – Туда тебе и дорога! Развыступался тут! А вот хрен тебе! Отпуск у меня! Не достанешь! Разве что тебе, дорогой вождь, твой туркменский аллах какой своей пакостью не пособит.

Он отнёс опустевшую тарелку в мойку, вздохнул и отправился спать.

* * *

Проснулся Данилов в четыре часа ночи.

Во рту было сухо, и эту сушь немилосердно пекло.

Подстёгиваемый жаждой, он встал и, исключительно для разминки, с чувством помянул туркменского аллаха и его японскую мать. По пути на кухню Данилов, кряхтя и щурясь, пристроил натужную струю в унитаз. "Главное, спьяну-то – не забыть смыть, – подумал он, провожая взглядом неожиданно громкое звучание. – А то перед Светкой неудобно будет: хохлушка, чистюля, встречает хорошо… А я тут сюрприз несмытый оставлю".

Как раз на этой мысли бивший из Данилова источник – иссяк.

Он надавил на хромированную кнопку, поддернул штаны и под шум рукотворного водопада двинулся в сторону кухни. У него почему-то возникло ощущение, что после посещения туалета – сухость во рту усилилась.

Открыв дверцу холодильника, осветившего его фигуру холодным светом, Данилов вяло усмехнулся: "Как медвежатник возле банковского сейфа. Или, как конокрад. Пока хозяин спит – умыкну из стойла его любимую лошадь!" – подумал он. Затем взял в руки стоявшую на средней полке пузатую бутылочку "White Horse" ("Белой Лошади"). Удовлетворяя пробудившееся любопытство, щурясь и шевеля губами, прочитал на тыльной этикетке сведения о производителе. Затем, развернув бутылку другой, лицевой стороной и поинтересовался ёмкостью посудины и градусностью её содержимого.

– Трезвость – норма жизни! – сипло и неубедительно подытожил Данилов и вдруг увидел в глуби холодильника то, что до поры было скрыто находившейся в его руках бутылкой.

– А!!! Вот и пивко!.. То, что нужно! – перешёл он на восторженный шепот. – Тю-тю-тю… Иди сюда! Иди к папочке!

Настроение стремительно улучшилось.

Отставив виски в сторону, Данилов обеими руками потянулся в светящееся прохладное нутро холодильного агрегата. Достав из него немного запотевшую двухлитровую банку, он удовлетворённо вздохнул. Заполненная под завязку банка, подсвеченная матовой лампочкой, словно огромная янтарная бусина светилась насыщенным медовым цветом.

Красота!!!