Страна Эрцель

На похоронах не было ни нового вождя Правой партии, ни жрецов из кагорты Шука. Последние отмежевались от Теймана Фалька, как убийцы–одиночки. Один из жрецов хотел было написать в газете своей корпорации, дескать всякое убийство справедливо, ибо, что ни делается, — то по божьему замыслу. Но внутренняя цензура самосохранения удержала борзое перо.

Тейман Фальк в тюрьме. Не кается. Горд. Он отвергает защитника в суде. Он требует баккару и все святые книги. «Не давать ему древние тексты! Он искал и нашел в них вдохновение!» — возвысила голос газета Роны Двир. Но жрецы восстали, настояли, убедили и победили.

Глава 11 Гилад

Две партии в стране Эрцель, и два мнения о спасении — свое у каждой. Левая партия ищет спасения в мире с соседями, Правая — в изгнании их. «Эти несут всем нам гибель» — говорят обе партии, указуя пальцами друг на друга.

Два брата свершили два деяния. Хеврон убивал чужих, дабы воцарить войну, Тейман убил лучшего своего, дабы поджечь мир. В стане левых раздались голоса: «Убийство отвращает эрцев. Поскорей, пока гнев народный горяч, учредим выборы, и тогда почти все сто двадцать скрытых праведников в парламенте будут из наших, и назначим своих министров, и придем к цели!» Но благородному нраву Первого министра претит плебейская хитрость. «Победим в равном бою!» — сказал он.

Безнаказанность — величайшее поощрение. Правые, не видя грозного меча воздаяния над головой, быстро оправились от первого страха, лукаво отреклись от убийц, сгруппировали силы и перешли в наступление. И вот уж они затевают демонстрации и митинги, шествия и марши, манифестации и парады, походы и сходы. И новый заокеанский вождь Правой партии неизменно в первом ряду. А во втором ряду — жрецы. «Атакующий всегда прав! Каин прав!» — трактуют они.

Левые, лишившись красноречивого вдохновителя, замешкались, стали терять высоту. Разыгрались сверх меры неизлечимые болезни либерального суемудрия и внутренних перекоров. И таял перевес.

Не захотел оставаться в стороне от актуальности доктор и профессор Даркман, создатель баккары на хорфландском языке. Им сочиненная и им же переведенная на эрцит научная статья на злобу дня не была принята в издательствах, и он, неунывающий и кроткий, удовлетворился обсуждением проблемы с учениками.

— Осознание зла приходит либо путем страдания, либо путем исправления, — сказал один ученик.

— Свет Творца не проникает более в души людей, — сказал другой ученик.

— Они хотели построить город–башню, — сказал третий ученик.

— Эгоизм оказался больше, чем предполагалось, и его пытались исправить насилием, — сказал лучший ученик, Алекс Фрид.

— Произошедшее явилось невиданной доселе катастрофой. Мир следует баккаристическому сценарию. Нам не избежать ответа на вопрос: «А для чего мы пришли в этот мир?» — подвел конкретный итог профессор Даркман.

***

Трагедия семьи Фальк, членом которой стала Сара, замедлила поправку после тяжелых родов. «Ах, если бы не мама, что бы я делала?» — думала Сара. Ее потрясли позор и триумф свершений Хеврона и Теймана. «Боже, Гилад сидит в той же лодке, и я с ним! Он привел меня к своей вере, мне казалось, я пристала к его берегу. Если слова этих людей так хороши, отчего дела так ужасны? Или я не поняла? Что не поняла? Смысл слов? Смысл дел? Я схожу с ума!»

Мать Сары привыкла в присутствии Гилада не путать имя дочери. Он, хоть и чужой, нравился ей: дочку и внучку любит и теще приветливо улыбается. Но прежнего зятя не забыла, рада бы потихоньку от всех навестить его, да не знает, как это сделать.

Гилад мало бывает дома. Днем — заботы о доходах, вечером — политика. Дела в Правой партии пошли споро, нельзя терять темп. Да и привычка долгого холостячества раскрепощает.

Горе утвердилось в доме Косби. Оно живет в гостиной и в спальнях, наверху и внизу, прячется в углах, выглядывает из щелей. С горем делят дом вдова, сироты и старики. Луиза и Бернар поселились у Косби, хлопотами о внуках обманывая кручину. Иной раз Бернар гладит Луизу по руке, говоря: «Уж хуже не будет, дотянем как–нибудь…» А та смотрит на него, слезы на глазах. «У нас Гилад и Райлика, материнское сердце болит, боится…» Бернар вспыхнет: «Что ты мелешь! Боже, сохрани от новой беды!»

Бернар зачастил в молельный дом. В минуты откровенности с самими собой признавал, что на успех молитв не особенно–то рассчитывает. Всегда так было, что младший сын больше прочих тревожил его. Нельзя ли облегчить участь Теймана? В тайне от Луизы, в тайне от всех, Бернар составил письмо судье. «Я не прошу оправдать, я не прошу простить, я прошу вас смягчить сердце. Мой романтичный мальчик был влюблен. Она была благосклонна и охладела. Все, чего он хотел — вернуть ее приязнь, отчаянным геройством завоевать любовь. Разве сие намерение не важный пункт печального предмета ваших трудов? О снисхождении молю!» Очень долго колебался Бернар, но решился все же и опустил конверт в почтовый ящик, и железные края его обожгли ему пальцы. К горю прибавился стыд. И рад был, что не дождался ответа, и надеялся, что письмо затерялось.

***