Страна «гирин герен»

Мы проезжали километр за километром, и всюду простиралась слегка всхолмленная, пугающая своей глубиной саванна. Изредка вдали кружились одинокие акации, рощицы деревьев, казавшиеся островками в безбрежном зеленом море. В саванне паслись стада, горбились, как копны сена на лугу, хижины кочевников.

Много у вас в Нигерии «красных сокото»? — спросил я.

Порядочно! В одном только штате Сокото миллиона два, и все на попечении подростков.

Вот уж кому достается. Нелегкая ноша на слабых юношеских плечах, — сказал я, вспомнив Шеху и его соседа-пастушка.

— Слабых? Видели бы вы, как эти подростки, отнюдь не могучего сложения, с биджими управляются…

Раз в год, перед началом сухого сезона, прежде чем откочевать в долины рек, боророджи собираются родовыми кланами на свой праздник. Все, от мала до велика, наряжаются в традиционные одежды. Каждая семья не скупится — готовит мясные блюда. С утра до вечера в стойбище звучит музыка, не прекращаются танцы. На этих же праздниках парни выбирают себе невест (у кочевников-скотоводов браки разрешены только внутри своего клана). И все же главное событие гаута увасан — игры молодежи, чем-то напоминающие родео, во время которых юноши показывают свою силу и ловкость. Гаута увасан устраиваются на небольшой площадке, размером с волейбольную, ничем не огороженной. На нее выводят матерого быка с крутыми рогами, спутывают ему веревками передние и задние ноги. Концы веревок метрах в пяти-шести от зебу крепко держат мужчины, не давая ему сдвинуться с места. Затем на площадку выходит старый пастух и предлагает подросткам вступить в единоборство с быком. Смельчак, как правило, находится. Он становится перед зебу на колени в пределах досягаемости грозных рогов и начинает дразнить его щипками за ноздри. Бык, не привыкший к такому обхождению, взъяривается и пытается поддеть обидчика на рога-ятаганы. Но это не удается: пастушок, изгибая туловище во все стороны, увертывается, да и мужчины начеку — не позволяют животному передвигаться. Доведя зебу до белого каления, подросток забегает сбоку, вскакивает на шею, хватается за рога. Разом отпускаются веревки, и тут-то начинается захватывающее дух зрелище.

Бык, налитый неукротимой силой, словно дикий мустанг, бросается из стороны в сторону, неистово брыкается, вертится волчком, яростно мотает головой, стараясь сбросить седока. Он разметал бы толпу кричащих людей, обступивших со всех сторон площадку. Но гнев его и ярость направлены сейчас на дерзкого обидчика. Так проходит минут десять, и все это время пастушка, точно кузнечика на самом верху былинки, раскачиваемой сильным ветром, трясет и швыряет. Нужны колоссальное напряжение сил и чрезвычайная ловкость, чтобы справиться с беснующимся зебу.

Постепенно силы покидают быка. Почувствовав слабость биджими, подросток, используя рога, как рычаги, начинает крутить ему шею. Видимо, в это время у зебу наступает удушье или же он теряет ориентировку. Во всяком случае, движения его слабеют, и наконец под восторженные крики болельщиков он, словно обессилевший путник, опускается на землю.

Зрители расступаются, зебу, вскочив, тяжело трусит в саванну. На площадку выводят свежего быка, и в противоборство вступает новый пастух. Случается, что подросток сам оказывается сброшенным на землю. Ну, а победителем считается тот, кто быстрее других уложит быка «на лопатки».

…Сокото поразил меня обилием деревьев. Купами и в одиночку, они были всюду — на улицах, площадях, во дворах. Впрочем, как вскоре выяснилось, необычного тут ничего нет: своей северной окраиной Сокото упирается в реку.

Я хотел поскорее попасть к маджеми, но Ангулу Фари придержал меня. Жизнь Сокото во многом определяется особенностями здешнего климата. Город рано пробуждается и поздно засыпает, а в полуденные часы (мы приехали в такое время) замирает. Закрываются государственные учреждения, магазины, лавки, мастерские ремесленников: люди прячутся по домам, пережидая зной. Догадавшись, наверное, что меня не удастся сразу затащить в местный кондиционированный отель, Ангулу Фари решил показать свой город, которой в его повествовании сбросил тусклый налет обыденности.

Сокото, основанный каким-то аборигеном и унаследовавший его имя, ведет свое летосчисление с XII века. В скромной деревеньке, открытой ветрам, долгое время было десятка два круглых хижин, куда изредка наведывались кочевники для обмена своих продуктов на продукты земледелия. И все же история Сокото больше связана с именем другого человека.

После осторожной езды по лабиринту улочек, направляемый Ангулу Фари, я вывел автомашину на большой пустырь. В центре его за трехметровой стеной, выставившей в разные стороны свои четыре клинообразных угла, проглядывало круглое строение. Рядом разрослись деревья, положив ветви на плоскую крышу. Это был кубба — мавзолей, построенный над могилой Османа дан Фодио.