Страна Гонгури. Полная, с добавлениями

Над Россией гордо реет
Боря-вестник перестройки —
Красный призрак коммунизма
Закидал его камнями,
И попал неоднократно.
Буревестник не сдается
Только чаще выпивает.
А гагары-депутаты,
Голосуют не по делу.
И пока они болтают,
Клювом щелкая напрасно,
Криминальные структуры
Обнаглели совершенно.
Расплодились, озверели,
И реформам угрожают.
А реформы их боятся,
Робко прячутся реформы —
Только им укрыться негде,
Потому что нет утесов.
Нет утесов абсолютно,
Потому что их украли.
Экспортеры без лицензий
Растащили все утесы,
И продали за валюту,
Буржуинам ненасытным.
Только холмики остались —
Но на них сидят пингвины.
Ни за что их не прогонишь —
Они глупые и злые.
Все пингвины хотят кушать —
Только все уже сожрали.
И поэтому кудахчут,
Огорченье выдавая.
Над страной все ниже тучи,
Социальных катаклизмов —
Потому что есть охота,
А без денег ведь не кормят,
Даже если — очень просишь.
Буревестник надоел всем,
Часто крыльями вращая.
Но на землю не садится,
Близко к солнцу оказавшись.
И никто не пожалеет —
Потому что злые люди.
Только вслед ему, бранятся.
И желают — падай, сволочь!

— Врешь! — сказал Итин, с яростью — чтобы мечта человечества всего так закончилась? Чтобы светлый путь единственный — тупиком оказался? Чтобы — выхода не было? Чтобы так все кончилось — не гибелью в борьбе неравной, а с размаху, в болото? Чтобы народ с этим смирился — не восстав? Чтобы Партия разложилась — вся? Чтобы нового Вождя не нашлось? Врешь, гад! А, понял — ты выдумал все, чтобы веру мою подорвать напоследок!

— Да пошел ты! — ответил Младший — так было. Я не Гонгури — сочинять не умею. Этим все кончится — и если исторический материализм прав, законы истории общие, здесь то же самое будет. Лет через шестьдесят. Но не бойся, ты свои почести получить успеешь. Будет, наверное, здесь, комхоз имени товарища Итина — и бронзовый статуй, под которым детишкам станут красные галстуки повязывать, в годовщины. И надпись на постаменте — геройски погиб, или зверски замучен. А также пароходы, строчки, и другие всякие дела — твоего имени. Мне вот так не повезет — вряд ли меня кто-то вспомнит, когда убьют. Зато после — скинут тебя с пьедестала, и начнут грязью поливать. И сказки рассказывать — о «России, которую мы потеряли», с молочными реками и кисельными берегами. Признав социализм — тупиковой ветвью истории, неудавшимся экспериментом. Вот так — будет. Я не думаю — я знаю. Потому как — сам видел. Все — уже решено, за вас.

— Врешь ты все!

— Да пошел ты!

Они помолчали. Оба. Минуту, две.