Страна Икс

— Так, сто пятьдесят... Она познакомила тебя с остальными членами группы.

— Да.

— Знакомила с каждым в отдельности.

— Да.

— После чего вы вдвоем имели ее.

— Да.

— Сразу.

— Да.

— По скольку раз?

— По пять.

— Э... Ну хорошо. Ты был на общем собрании группы.

— Да.

— Это была генеральная репетиция, там вы оговаривали последние детали.

— Да.

— Вы должны были убивать всех честных и законопослушных граждан нашей горячо любимой Родины.

— Да!

— И в первую очередь занимающих важные государственные должности либо владеющих большим личным капиталом.

— Да!

— Вы проводили тренировки.

— Да!

— Отрабатывали приёмы.

— Да!

— А жён и дочерей честных граждан вы насиловали.

— Да!

— И она выполняла роль этих жён и дочерей.

— Да!

— И вы...

— Да!

Добрый Дядя помолчал.

— Ну ясно, — сказал он устало и довольно. — Хватит. Эту шлюху уведите. И пусть мне кого-нибудь пришлют — вымыть тут всё.

* смотрел в пол. Взгляд его был неотрывно прикован к кровавой луже. Но краем глаза он все же увидел, как неизвестный толкнул **** в спину и как она пошла, неуверенно и неправильно переставляя ноги.

Открылись дверь. И тут * не выдержал. Оглянулся и посмотрел на неё. Оказывается, она только этого и ждала.

— Будь ты проклят! — закричала она во весь голос и из глаз ее брызнули слёзы. — Будь ты проклят!

Неизвестный толкнул её в спину. Обеими руками. Она запуталась в ногах и упала через порог в коридор. Дверь захлопнулась. * услышал топот за дверью и крики.

— Будь ты проклят! — раздалось снова из-за двери. И дальше — по затухающей — все тише и тише — все отчаянней и отчаянней: «Будь ты проклят! Будь ты проклят! Будь ты проклят!»

— Ну что же, — сказал Добрый Дядя мягким голосом, в котором чувствовалась искренняя жалость. — Сегодня тебя накормят хорошим ужином. Ты заслужил.

* показалось сначала, что в кабинете полумрак. Глаза с трудом привыкали к неяркому свету.

— Ну-с, — сказал Добрый Дядя, садясь на краешек стола, — привыкаешь?

кивнул, хотя и не понял, о чем именно спрашивал Добрый Дядя.

— Это хорошо, — благожелательно ответил Добрый Дядя. Он вновь был радостно оживлён.

— Начинаем работать, — возбужденно сообщил Дядя и потер руки. — Труд, труд и еще раз труд. Труд сделал человека обезьяной. То есть, конечно, наоборот. Бери бумагу, ручку. Бери, бери. И знай, Санчо, что только тот человек возвышается над другими, кто делает больше других.

* от неожиданности выронил перо.

— Это я пошутил, — успокоил его Добрый Дядя. — Это я шучу так. Вообще-то, я имел в виду творческий труд. Творческий труд, видишь ли, это единственно достойная форма труда для современного человека — особенно в нашем обществе. Такой труд органически связан с потребностями и устремлениями современного человека — особенно в нашем обществе.

* в немом изумлении воззрился на Доброго Дядю.

— Будем переписывать показания, — с готовностью объяснил ему Дядя.

* открыл рот.

— В-все? — зачем-то спросил он.

— Все, все, — успокоительно подтвердил Добрый Дядя. — Заново. Целиком.

— Но ведь я уже переписывал один раз, — неуверенно сказал *.

— Угу, — Дядя заговорщически подмигнул. — Так что давай. Дело тебе знакомое.

— Но зачем?! — изумлённо выкрикнул *.

Добрый Дядя сразу как-то обмяк и ссутулился.

— Ну вот, — сказал он, явно ни к кому специально не обращаясь, — вот заведётся такой идиот — и всё насмарку. Все настроение — коту под хвост. — Добрый Дядя уныло вздохнул. — Суки поганые, — добавил Добрый Дядя, непонятно толком кого имея в виду.

Затем он помолчал, внутренне собираясь и перестраиваясь. Наконец повернулся к *.

* уже чувствовал себя покойником.

— Здесь я задаю вопросы, — веско и холодно сказал Добрый Дядя, глядя ему прямо в глаза. — Понятно?

— Понятно, — прошептал *. И это была правда.

Пока Добрый Дядя открывал новую банку пива, *, отложив ручку, разминал кисть. Рука затекла.

— Устал? — с интересом осведомился Добрый Дядя. — Привыкай-привыкай. Тебе ещё пригодится.

* взглянул на него с испугом.

— Гляди-ка, соображает! — радостно констатировал Дядя. — Правильно соображаешь, правильно: тебе этот текст еще не раз переписывать.

* открыл рот и тут же испуганно закрыл его. Спрашивать о чём-либо он уже боялся.

Но Добрый Дядя всё равно ответил.

— А вот сколько надо будет — столько раз и будешь переписывать.

Он сел на стол, отставил в сторону банку и взял в руки листы прежних показаний.

— И вообще, я не понимаю, *, — сказал он, — неужели тебе не нравится сочинять? Неужели ты так убог?

* промолчал. Сочинять на самого себя ему действительно не очень нравилось. Но сознаться в этом было стыдно. Расписываться в своём убожестве не хотелось.

— Ну ладно, — сказал миролюбиво Добрый Дядя и отхлебнул пива. — На чём мы там остановились?

— На железной дороге, — покорно подсказал *.

— На железной дороге... железной дороге... ага, вот, — Добрый Дядя углубился в текст. — Ну надо же, — сказал он и осуждающе покачал головой, — мерзавцы. Ну ничего им не жалко.

Добрый Дядя вперился взглядом в потолок. Лицо его вдохновенно преображалось.

— Пиши, — сказал он наконец, рубанув кулаком воздух и впившись в * горящим взглядом: