Читаем Страна Изобилия полностью

В будке охранников появились новые лица, да еще у вход, ной двери в сам дом околачивалась парочка людей, которых он не знал. Но самое странное было то, какая этим утром стояла тишина. Воздух почти не двигался, только дул легчайший осенний ветерок. Трепетали стоявшие вдоль дорожки у высокой желтой стены березы. Трепетали упавшие наземь листья вишневых деревьев, красные, печальные. Московский шум за стеной казался дальше обычного. В те дни, когда начальник тут ночевал, через день в это время из дома уже вырывался бы вихрь бурной деятельности. Никита Сергеевич уже стоял бы на ступеньках, глядя на часы, с пулеметной скоростью диктуя что-нибудь стенографистке, а супруга в это время поправляла бы ему галстук, а к толпе вокруг него подтягивались бы, пройдя через калитку в высокой желтой стене, люди из обслуги других шишек в жилищном комплексе для руководства, чтобы улучить минутку с ним, пока он не уехал в Кремль. А машина поджидала бы его у лестницы, мурлыча, сияя безупречным лаком, маня мягкой кожей, готовая к поездке. Начальник любил, чтобы ровно в 8.30 уже отъезжали; так всегда и было, даже в самую зиму, даже в мороз, когда шофер поднимался в полседьмого в темноте, твердой, как железо, чтобы разогреть паяльной лампой мотор “ЗИЛа”. Но сегодня двери дома стояли закрытыми. Многочисленные телефоны внутри молчали. Один из новых сотрудников безопасности, стоявший тут, даже курил — может, не знал, насколько начальник не переносит запах. А может, знал, но плевать хотел.

— Ага, ну вот, — сказал капитан.

Шлагбаум поднимался. В ворота просунулась длинная, черно-серебристая штука. “Чайка” — не так уж плохо. Машина хорошая. Сделана под “паккард патришн”. Не совсем то, что “ЗИЛ”, не такая широкая, не поражает своим появлением, решетка радиатора закрывает весь перед, от крыла до самых фар. Не такой государственный флагман, как “ЗИЛ”. Но все равно силы в ней есть, крупная. Если на “ЗИЛах” ездило самое высшее начальство, то “чайка” была на ступеньку пониже, ковер-самолет для остальных членов Президиума и для районных начальников. Эмблема, символизирующая птичьи крылья, сияла, раскинувшись по решетке радиатора. Большой черный капот между выгнутыми углублениями для фар тянулся назад, все дальше и дальше. Нет, правда, могло быть и хуже, “чайка” всего 10 км/ч не дотягивала до предельной скорости “ЗИЛа”; все равно достаточно, чтобы почувствовать металл в полете.

За рулем был знакомый парень из автохозяйства: вылез, отведя глаза, как только подписали бумаги, тут же отошел в сторону, как от зачумленного. Шофер не обратил на него внимания, заботливо принял машину, завел “чайку” в гараж. Потом провел ревизию. Прищурился на натертые поверхности, проверил шины. Обнаружил кусочки облупленной краски рядом с хромированной полосой, которая шла по бокам, падая и снова взлетая, словно чайка, на задних дверцах. Боковые панели и задние крылья были забрызганы осенней грязью. Снизу небольшая коррозия от соли, ничего особенно страшного. Он поднял капот. Зажигание работает нормально, V-образный восьмицилиндровый двигатель с виду немножко сношенный; опять-таки ничего страшного, однако за “чайкой” любовно не ухаживали, это было ясно. Прислали прямо из общего автохозяйства. Ну ладно, подумал он, надо помыть, натереть, сменить масло — это как минимум. А там посмотрим. Он натянул свой комбинезон.

Лежа на спине под машиной, он вдруг почувствовал, как его вежливо похлопывают по лодыжке. Он выскользнул наружу. Это снова был капитан из охраны, с тем же безразличным выражением; однако с ним вернулся и парень из автохозяйства — он открыто ухмылялся.

— Извини, — сказал капитан. — Новые указания.

Он закончил менять масло — пришлось, иначе “чайку” нельзя было выводить, — и стал смотреть, как ее увозят, как она подымается и ныряет на возвышении у будки охраны, как мелькает последний отблеск ее черного бока, когда она выворачивает на Воробьевское шоссе.

— Передумал кто-то? — спросил он.

— Похоже на то, — ответил капитан.

Вместо “чайки” ему пригнали “волгу”. Она тоже была черная — но какая огромная разница. Эта машина в основном предназначалась людям, которые сами себя возили: третьим секретарям обкомов, председателям райкомов, заводским бухгалтерам. Тысячи таких использовали в качестве такси. Их даже народу продавали, надо было только дожить до момента, когда до тебя дойдет очередь. Шофер долго глядел на нее. Машина неплохая. Сделана под “форд крестлайн”. Но по сравнению с “ЗИЛом” — консервная банка. Потом, кто знает, кому ее доверят водить — может, и не ему.

— Товарищ капитан, — официальным тоном начал шофер, — разрешите спросить, принято ли решение о личном составе?

— Я ничего не слышал.

Шофер подумал, сказал:

— Извиняюсь, можно?

Капитан кивнул. Шофер снял комбинезон и вошел в дом через вход для обслуги. Может, к тому времени, когда он вернется, “волга” уже превратится в “москвич”. А то и в велосипед.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги