Страна Изобилия

273 Все увидели, какие тут возможности, и всем это увиденное понравилось. Я, вероятно, предвосхищаю бесстыдство поведения руководства в конце 70-х и в 8о-е, изображая готовность Архипова, Митренко и Косого одобрить акт саботажа. Вероятно, на то, чтобы пугающие меры пресечения сталинских времен забылись, ушло больше времени, чем здесь. Однако все двигалось именно в этом направлении, так что реальный процесс мной и здесь укорочен. Обсуждение, проливающее свет на сомнительные игры советского руководства поздних лет, можно найти в статье Yevgeny Kuznetsov. Learning in Networks: Enterprise Behaviour in the Former Soviet Union and Contemporary Russia.

275 He говоря уж о том, чтобы терпеть фирменную вонь вискозного процесса. В результате разложения в помещении фабрики больших количеств концентрированного сернистого углерода и превращения его в еще более отвратительно пахнущую сероокись углерода. Сравнение с гнилой капустой было обычным.

276 Он сидел, но теперь освобожден. Положение бывших политзаключенных описано у Солженицына в Архипелаге ГУЛаг, т. 3, ч. VI, “Ссылка”. Отмена решения о ссылке не означала автоматического восстановления изначального права на прописку. В художественной литературе возвращение заключенного и тревога, которую его появление вызывает среди благополучных, процветающих людей, описаны Василием Гроссманом в повести Все течет.

IV. 3 Услуги. 1964 год

280 Они протанцевали к гребню, образованному покоробившимся полом. Информации о каких-либо неровностях в полу танцевального зала свердловского Дворца культуры у меня нет. Однако в новосибирском Дворце культуры таковая имеется.

280 Настоящая испанка, а застряла тут, в грубом, холодном стальном городе за пределами Европы. Настоящие испанцы действительно были разбросаны по всему Советскому Союзу, именно в таком положении, как сеньора Лопес.

281 Такая у него была работа — он зарабатывал на жизнь тем, что отыскивал эти пустяки. Чекушкинские методы в этой главе — развернутое описание работы толкача, найденное мною в книге Joseph Berliner. Factory and Manager in the USSR, где говорится о свойственном этим людям умении моментально заводить знакомства, помнить дни рождения и имена детей, открывать двери в любую контору в городе. (Это типичные качества преуспевающего торговца, переиначенные тут в соответствии с ситуацией, когда искусство убеждать требуется для того, чтобы покупать, а не продавать.) Автор почерпнул свои сведения из послевоенных интервью с перемещенными лицами, поэтому толкач, описанный у него, — человек 30-х годов; однако институты советского народного хозяйства, делавшие роль толкача необходимой, оставались неизменными по своей сути все время с начала сталинской индустриализации до распада государства в 1991-м; возмущенные газетные статьи и кампании по чистке, направленные против толкачей, появлялись каждые несколько лет на протяжении 50-х, 60-х и 70-х, что означает, что основные черты этого явления сохранялись. Учитывая то, что постоянный обмен личными услугами для Чекушкина играет роль смазочного механизма в его промышленных переговорах, другим важным источником была книга Ledeneva. Russias Economy of Favours. Чекушкин получился у меня персонажем чрезвычайно блатным, с широкими связями, но настоящим специалистом по блату его не назовешь. Эти маэстро индивидуальных сделок, способные устроить все — квартиру, школу, телефон, врача, отпуск на Черном море, — были, если воспользоваться элегантным анализом психологии блата в Russias Economy of Favours, людьми, координировавшими взаимное “ты мне — я тебе” во многочисленных пересекающихся кругах знакомых, и могли преуспеть лишь в том случае, если их воспринимали как личных друзей, тогда как Чекушкин — фигура по сути своей коммерческая, пересекающая границу, чтобы дотянуться до мира блата, точно так же, как до мира черного рынка. Автор этой книги делает важнейшие замечания о возникающих тут чувствах и различиях между ними, основным из которых является та степень, в которой участники из всех трех прилежащих сфер незаконных действий дают друг другу понять, чем они занимаются. Сделки, совершавшиеся по блату, были предметом глубокой мистификации; их преподносили как составную часть теплых дружеских отношений, за них нельзя было напрямую отплатить ответной услугой, хотя всякий, кто в подобных взаимоотношениях оставался в долгу, быстро обнаруживал, что поток дружеской помощи иссякает. Дело толкача было настоящим делом, бизнесом, но таким, в котором, как говорит здесь Чекушкин, все основано на личном. Деньги имелись, за сделку полагалось заплатить соответствующую цену, но целью было найти какие-то другие, не связанные с деньгами причины для того, чтобы сделка состоялась. А на другом конце спектра черный рынок действительно был рынком, пусть примитивного типа, где товары (например, краденый бензин) продавались малознакомым людям за наличные. Ограниченный размер черного рынка проистекал именно из ограниченной пользы наличных.