Роджер Тейлор набрал в рот воздуху, потом губы его опали, раскрылись, обвиснув от шока, и из них не вылетело ни звука. “Правила? — говорили его глаза, в которых читалось недоверие. — Разве нет? Хоть какие-нибудь? Вообще никаких?” Да, что и говорить, ей удалось пробить брешь в его очаровательной манере; он не в состоянии был вымолвить ни слова. Она понимала лишь на уровне чистейшей теории, почему этот вопрос так на него подействовал, но увидев, как он лишился дара речи, голоса, она успела заметить, как важно для него было сохранять эту очаровательную манеру — в качестве маски, защиты. Она увидела, словно в тумане, какое значение имело для него это обстоятельство — то, что он может рассчитывать на броню приятных слов, он, рассудивший, что правильно будет приехать сюда и говорить от имени страны, где еще не уверены, по крайней мере в этом году, что с ним можно пить из одного стакана. Наступила жуткая тишина.
Потом в обступившем их кружке поднялось сердитое бормотание, гул, явно издаваемый одновременно всеми членами группы, так что никого в отдельности было не обвинить. Она в свое время принимала участие в подобном массовом чревовещании, когда еще в школе они выводили из себя учителей, которых недолюбливали. Но объектом его ей быть до сих пор не приходилось. Теперь все они разозлились на нее.
Роджер Тейлор моргнул, и к нему неожиданно вернулся спокойный вид, словно ему стало существенно легче от осознания того, что надо иметь дело с ней одной, а не с целым скопищем бледнолицых москвичей. Он отступил на полшага от ее вытянутого пальца и демонстративно выдохнул задержанный в груди воздух.
— Я очень рад, — сказал он, добавляя к каждому слову аккуратную капельку яда, — что мое достоинство так много для вас значит. По моему мнению, я никого не предавал. А мое мнение — именно то, которое надо учитывать, вы согласны? Ведь говорить о подобных вещах можно еще и по-другому: глядя внутрь самого себя, прислушиваясь к своей совести. И это следует делать каждому. Каждый сам должен решать, о чем связывать надежды, на какие компромиссы идти можно, на какие нельзя. В конце концов всем нам приходится идти на компромиссы, правда?
Она была не из тех, кто краснеет, но тут покраснела.
— Но… — начала было она.
— Да оставь ты в покое парнишку, — прошипела женщина, интересовавшаяся центрифугой для салата.
— Ш-ш-ш! — подхватили, осмелев, несколько человек из группы. Она почувствовала на себе недружелюбные взгляды.
Роджер Тейлор помолчал, выдержал паузу — на этот раз пауза была его.
— Давайте пойдем дальше, — с этими словами он повел остальных за собой.
Федор ушел с ними. Спустя несколько минут он примчался обратно. Она все стояла на том же месте, закрыв руками лицо.
— Не особо получилось, — отметил Федор. — Только ты так серьезно не воспринимай. Слушай, побудь лучше тут, успокойся. Я сам дальше разберусь.
— Что ты им скажешь? — спросила она.
— Да не переживай ты так. — На лице его было незнакомое ей выражение. — Придумаем что-нибудь.
4. Белая пыль. 1953 год