Страна Изобилия

— Да, Костя знает, как с девушками разговаривать, правда? — сказал Валентин. — Нет-нет, продолжай: уродливые чулки, миля за милей…

— Дело в том, что магазинам невероятно трудно отправить брак обратно на чулочные фабрики, потому что все это идет в зачет их производственных планов. А нам нужна плановая система, которая учитывает стоимость, а не количество продукции. А для этого, в свою очередь, требуются цены, которые выражают стоимость того, что произведено.

— Для кого стоимость?

— Хороший вопрос, — сказал Валентин.

— Не только для производителя или даже для потребителя, потому что это приведет снова к капитализму: скачки туда- сюда, все делается методом проб и ошибок. Надо, чтобы это была стоимость для всей системы — показатель, насколько это способствует тому, чего пытается достичь все народное хозяйство в данный плановый период. И оказывается, такой набор цен существует, именно такой, как нужно. Но…

— Но, — согласился Валентин.

— Но для того, чтобы они выполняли свою задачу, необходимо, чтобы они были активными. Надо, чтобы они постоянно менялись наряду с меняющимися возможностями экономики; нельзя, чтобы их устанавливал раз и навсегда администратор в каком-нибудь там учреждении. А значит, чтобы их добиться…

— …необходимо автоматизировать управление народным хозяйством, — Валентин забыл о том, что ему положено вести себя легкомысленно. — Надо отнять у бюрократов свободу действий и относиться к экономике как…

— Туш! — сказал Костя.

— …к одной большой связанной кибернетической системе. С программным обеспечением…

— Туш!

— …которое создадим мы.

— Или, во всяком случае, которое создадут великие умы, а нам достанется честь помогать им в этом время от времени.

— Как умеем: потихоньку, кустарно.

— Погодите, — сказала она. — Разве отсюда не следует, что народное хозяйство должно быть полностью централизовано? В смысле абсолютно централизовано?

— Э, нет, — сказал Валентин. — Такое возможно; по сути, академик Глушков из украинской Академии предложил конкурирующую систему, в которой компьютеры действительно учитывают каждую гайку и болт, сходящие с конвейера, и принимают каждое решение. Но…

— …но… — Костя улыбнулся.

— …здесь-то и вступает в дело теория игр. Помните, эта штука — бескоалиционная игра многих лиц? Оказывается, математическая сторона дела не зависит от того, как организован оптимальный уровень производства, подчиняется ли он иерархии или все происходит в рассредоточенных автономных хозяйствах. Если цены, которые выдает алгоритм, верны, то все решения можно принимать на местах. Потерь эффективности не будет.

— А это хорошо, потому что…

— Потому что это означает, что общество может посвящать свои силы максимизации суммарной выгоды от производства, и при этом не надо, чтобы все всё время подчинялись приказам.

— Вам нравится подчиняться приказам? — спросил Костя.

— Нет.

— Ну вот.

Они шутили; но все равно, хоть и в шутку, говорили так, словно самые тяжелые, самые неизбежные подробности установленного порядка вещей внезапно лишились той громадной массы, которая давила на землю под их ногами, и поднялись в воздух с легкостью мыльных пузырей, так что теперь с ними можно играть. Словно не стало земного тяготения. Они говорили так, словно, обладая правильной идеей, можно избавиться от груза нефтяных и текстильных комбинатов, универмагов и министерств, технологий и общественных систем, можно запустить их в воздух, чтобы парили, а не стояли, можно включать их, крутить одним прикосновением руки, испытывать в каких угодно экспериментальных конфигурациях, то так, то этак. В обычной ситуации она бы их высмеяла. Не в открытую, разумеется, — она спросила бы их, как продвигается великий труд, с мягким ехидством довела бы их до момента, когда им пришлось бы признать имеющиеся сложности, срывы, разочарования. Вообще-то она не считала себя язвой, но последние несколько лет были непростыми, и у нее развилась привычка находить определенное горькое удовольствие в том, чтобы выставлять на вид неприятные факты. Но ребята улыбались ей, да еще так мило, и ей пришло в голову, что, возможно, они в самом деле еще не успели разочароваться. К тому же она чувствовала, что и сама, кажется, не полностью подчиняется земному тяготению. Сегодня вечером, когда рядом нет Макса, когда круг ее внимания постоянно расширяется, охватывая всю зону вокруг, где обычно крутился он, ее самой как будто стало меньше, чем всегда, а то, что осталось, сделалось — ну да — легче. Легче, менее ответственным, более склонным к тому, чтобы подпрыгивать, перемещаться от дуновения обстоятельств. Она улыбнулась в ответ.

— Так кто же эти ваши великие умы? — спросила она.

— Значит, так, — начал Костя. — Вон там, у стола, наш Леонид Витальевич. Придворный гений.

— Кандидат в члены Академии наук. Король математической экономики. Принц кибернетики. Верховный жрец функционального анализа. Владыка алгоритмов. Белая ворона собственной персоной, — пояснил Валентин.