Читаем Страна Изобилия полностью

— Не знаю. Я его не видел. Вам не кажется, — сказал он, когда они сели, — что вы грубовато себя вели — там, с ними? Мнением этих людей следует дорожить. Нельзя же ходить повсюду и говорить, что в голову придет.

Она раскрыла рот и снова закрыла.

— Просто не поняла, чему тут радоваться.

— Это потому, что вы не размышляете в кибернетических терминах. В терминах всей системы в целом.

— Нет, я размышляю в терминах 70 миллионов семей, которые завтра утром проснутся и поймут, что говядина им больше не по карману.

— Да, но тут же не напрямую потеря чего-то такого, что у них уже есть, правда? Как по-вашему, сколько из этих семей на самом деле могли достать говядину, которую якобы можно было купить — сегодня или даже на той неделе — по старой цене? Она уже много лет дефицит, если принять во внимание спрос на нее, а между степенью нехватки и уровнем цен существует соотношение. Народное хозяйство — одна из самых сложных кибернетических систем, какие когда-либо существовали, понимаете, и там действует огромное количество разнообразных механизмов обратной связи, от автоматических циклов низшего уровня до самой верхушки планировочной системы, до метамеханизмов политического контроля. Что вы улыбаетесь?

— Ни разу не встречала секретаря парткома, который хотел бы, чтобы его называли метамеханизмом.

— Ну вот, теперь встретили.

— А вы что, разве?

Эх, Валентин.

— На весьма невысоком уровне. Я заместитель секретаря комсомольской организации в нашем институте. Почему бы и нет — мы подчиняемся Академии, так что власть райкома на нас не распространяется, а чем больше ученых возглавляют комитеты комсомола в институтах, тем больше у нас, по сути, самоуправления. Такая вот метамеханика. Так что, рассказывать вам про говядину?

— Валяйте.

— Так вот, дело в том, что до настоящего времени закупочный цены, которую государство платит колхозам за мясо, не хватало, чтобы покрыть расходы на его производство. На каждой корове они теряли деньги. Произвести 100 килограммов пригодного для употребления мяса стоит 88 рублей, а государство им за это платило 59 рублей 10 копеек. Поэтому курс на увеличение производства мяса ни к чему не привел. У колхозов не было никакого стимула этим заниматься. Но если розничная цена на говядину поднимется но 30 %, а та часть, которая идет фасовщикам и оптовикам, останется прежней, тогда государство сможет платить колхозникам 90 рублей за 100 килограммов. И они тут же, прямо с завтрашнего дня, начнут получать прибыль, доходы у них поднимутся. А это хорошо, ведь колхозники — самая бедная часть населения в Советском Союзе.

— Ну да, но ведь это для них хорошо, а для всех остальных плохо.

— Нет, для потребителя тоже будут преимущества. В магазинах появится гораздо больше говядины. Да, знаю, знаю, людям не на что будет ее покупать, — но я же говорю, в каком-то смысле это ведь не так уж и плохо. Между можешь себе позволить то, что нельзя достать, и не можешь себе позволить то, что можно достать, разница если рассуждать логически, небольшая. Правда?

Слова человека, который не ходит за покупками, подумала она.

— По крайней мере, так уровень производства говядины вырастет, а это важный первый шаг, если мы хотим добиться, чтобы говядина была дешевой и при этом лежала в магазинах. Будь у нас оптимальное ценообразование, тогда, как только уровень производства мяса поднимется, стоимость единицы продукции упадет, а с ней автоматически и цена в магазинах.

— Но оптимального ценообразования у нас нет.

— Нет. Это просто еще одно административное новшество, введенное по старинке.

— Значит, эти двое там празднуют что-то другое, а не победу всех этих дел, о которых вы мне тут рассказали.

— Да нет, можно сказать, что как раз это. Понимаете, если идея в том, чтобы получить цены, которые могут быть важными факторами в народном хозяйстве, тогда это можно считать шагом в нужном направлении. Более того, — он понизил голос, чтобы усилить впечатление, — это признак того, что наши политические аргументы в пользу активного ценообразования способны выиграть в споре.

— Эти ваши гении настаивали на увеличении цены?

— Такие рекомендации давали экономисты по всему Советскому Союзу, но мы, конечно, прибавили им весу.

Внезапно она поняла, что слышит человека средних лет, которым скоро — скорее, чем ему представляется, — станет Валентин. Хороший преподаватель, но не без самомнения, склонен к тому, чтобы окружать себя взятым напрокат достоинством. Эх, Валентин…

— Ладно, — с этими словами она подняла полную до краев рюмку спиртного, что налил ей Леонид Витальевич. — За кареглазых ребят и дорогую говядину.

Она выпила до дна.

Валентин неопределенно улыбнулся.

— Смеетесь надо мной, — начал было он, но тут его позвал из дома Шайдуллин, и он вскочил. — Но вам-то известно, — продолжал он, замешкавшись, — что вам новую цену платить не придется? Вы теперь в специальном академическом списке. Дешевое мясо, дешевое масло, дешевые яйца, а по праздникам консервы из лосося.

Перейти на страницу:

Все книги серии Corpus [historia]

Первая мировая война в 211 эпизодах
Первая мировая война в 211 эпизодах

Петер Энглунд известен всякому человеку, поскольку именно он — постоянный секретарь Шведской академии наук, председатель жюри Нобелевской премии по литературе — ежегодно объявляет имена лауреатов нобелевских премий. Ученый с мировым именем, историк, он положил в основу своей книги о Первой мировой войне дневники и воспоминания ее участников. Девятнадцать совершенно разных людей — искатель приключений, пылкий латиноамериканец, от услуг которого отказываются все армии, кроме османской; датский пацифист, мобилизованный в немецкую армию; многодетная американка, проводившая лето в имении в Польше; русская медсестра; австралийка, приехавшая на своем грузовике в Сербию, чтобы служить в армии шофером, — каждый из них пишет о той войне, которая выпала на его личную долю. Автор так "склеил" эти дневниковые записи, что добился стереоскопического эффекта — мы видим войну месяц за месяцем одновременно на всех фронтах. Все страшное, что происходило в мире в XX веке, берет свое начало в Первой мировой войне, но о ней самой мало вспоминают, слишком мало знают. Книга историка Энглунда восполняет этот пробел. "Восторг и боль сражения" переведена почти на тридцать языков и только в США выдержала шесть изданий.

Петер Энглунд

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Мозг отправьте по адресу...
Мозг отправьте по адресу...

В книге историка литературы и искусства Моники Спивак рассказывается о фантасмагорическом проекте сталинской эпохи – Московском институте мозга. Институт занимался посмертной диагностикой гениальности и обладал правом изымать мозг знаменитых людей для вечного хранения в специально созданном Пантеоне. Наряду с собственно биологическими исследованиями там проводилось также всестороннее изучение личности тех, чей мозг пополнил коллекцию. В книге, являющейся вторым, дополненным, изданием (первое вышло в издательстве «Аграф» в 2001 г.), представлены ответы Н.К. Крупской на анкету Института мозга, а также развернутые портреты трех писателей, удостоенных чести оказаться в Пантеоне: Владимира Маяковского, Андрея Белого и Эдуарда Багрицкого. «Психологические портреты», выполненные под руководством крупного российского ученого, профессора Института мозга Г.И. Полякова, публикуются по машинописям, хранящимся в Государственном музее А.С. Пушкина (отдел «Мемориальная квартира Андрея Белого»).

Моника Львовна Спивак , Моника Спивак

Прочая научная литература / Образование и наука / Научная литература

Похожие книги