Адела подошла к нему, когда он стоял на засыпанном стеклами тротуаре около входа в кафе и смотрел на возникший в одночасье пустырь, одновременно пытаясь выплыть из водоворота замешательства. Он все еще находился под действием лакремы и мыслить мог на уровне: вот здесь был улей, а теперь его нет… В придачу солнце било в глаза, приходилось щуриться.
– Клод! – услышал он знакомый голос. – Господи, как же хорошо, что ты жив!
Повернувшись, он не сразу узнал ее: не то чтобы Адела была не похожа на себя – но он никогда раньше не видел ее на улице, под открытым небом. Как и все больные озомой, она избегала лишний раз показываться в общественных местах, а выходя из дому, надевала вуаль и перчатки. Сейчас она была без перчаток, вуаль откинута назад, на широком, усеянном бурыми бородавками лице блестели дорожки слез.
– Клод, я так бежала за тобой… Они все были не правы, и я была не права… Я должна перед тобой извиниться за все, что было!
– Да что ты, не за что… – пробормотал смешавшийся Клод.
Фантастический день. Никогда еще Адела с ним так не разговаривала!
Они спустились в подвальчик, заказали коньяк и крепкий кофе. Адела рассказала, что внезапно почувствовала себя полным дерьмом, наорала на них на всех и выскочила из улья вслед за Клодом, чтобы догнать его и поговорить. Клод был растерян и тронут: Адела все-таки переоценила свое отношение к нему… Он снял два номера в «Агатовом ферзе», куда они отправились после кафе. Не мог же он бросить Аделу, оставшуюся без жилья, на произвол судьбы! Он все ей простил, уже в который раз.
Стук в дверь. Адела, легка на помине.
– Клод, к тебе приходил этот маньяк? – Задав вопрос, она тяжело опустилась на стул.
– Какой маньяк? Федеральный следователь?
– Да нет, федеральный следователь – нормальный парень, если, конечно, умеет общаться с людьми. А ты, Клод, совсем не умеешь общаться! У тебя есть виски или водка? Давай, а то мне совсем худо. Он мне устроил форменный допрос!
– Кто?
– Дружок той девки, с которой ты крутил. Как ее – Лиза, Линда, Элен? Она ведь там осталась, в улье… Я боюсь, он кого-нибудь с горя прирежет, он из таких. В человеческой психологии я разбираюсь.
– Ему сейчас тяжело, – включив терминал и отправив заказ на недорогое виски, заметил Клод.
– Всем тяжело. Мне наших ребят жалко – всех ведь унесло, за один раз…
К «нашим ребятам» из улья Клод симпатии не питал, но сейчас он тоже скорбно вздохнул: его сознание до сих пор не могло освоиться со вчерашней катастрофой.
– Молиться надо, Клод, тогда полегчает. – Адела кулаком вытерла слезу. – Да только ты, подлец, не умеешь молиться… Так был он у тебя?
– Был.
– И что ты ему сказал?
– Ну, что Линда там сидела, когда я ушел… Что я соболезную… Не помню точно.
– А ты вспомни! Он ведь сейчас людей пойдет резать, если ты ему что-нибудь не то ляпнул. Я, по-твоему, в людях не разбираюсь?
– Разбираешься… – Так как Адела смотрела в упор, ожидая ответа, ему пришлось ответить утвердительно: – Я ничего плохого ни про кого не говорил, честное слово. Постарался его немного поддержать, он ведь потерял свою девушку… Надеюсь, что удалось.
– Ага, ты так поддержишь, что потом хоть полотенцем слюни вытирай. Ладно, не обижайся, я же любя… Где ты теперь будешь жить?
– Где подешевле. Понимаешь, у меня тут некоторые проблемы… – Он замялся. – В общем, я остался почти без денег. Ты не поможешь мне с работой, как обещала?
– Корыстный ты все-таки тип, Клод. – Адела состроила брезгливую гримасу. – Хоть все вокруг взлети на воздух, а ты будешь только о своем! Ладно, что с тобой поделаешь… Помогу. Вот побеседую на днях с Мавелсом, с Нихояном – и что-нибудь придумаем.
– Спасибо, – чувствуя себя бессовестной сволочью, пробормотал Клод и повернулся к нише доставки, в которой возник прозрачный контейнер с бутылкой виски.
Глава 7
Тьянгар неторопливой иноходью двигался по шоссе, уцелевшему еще от той эпохи, когда энбоно увлекались всякими техническими штучками и пользовались автотранспортом. Тлемлелх велел негу не гнать: торопиться некуда, если что-то и будет существовать вечно под изумрудным солнцем, так это Фласс.
Сейчас он оглядывал сквозь поволоку слез заросшие непролазным черным бриллисом холмы, буро-зеленые плантации млану и залитые водой голубые плантации венисага, на которых копошились полузвери-работники, скучноватые сельскохозяйственные комплексы с метеорологическими башенками, пламенно-изумрудный закат на западе и мысленно прощался с этим миром. Ему казалось невозможным то, что он, Тлемлелх, исчезнет, а все это никуда не денется. Его жизнь была не такой уж плохой, и он бы с удовольствием остался здесь, если бы не аргхмо… Но от аргхмо нет спасения.