Страна Изумрудного солнца

– Гуннар, ты же сам сказал, что хорошо бы иметь эту девку в заложниках, если он все-таки дотянется до твоей глотки. Я и хотела… А она оказалась такая сука, что мне ничего не оставалось делать…

Адела изобразила виноватую улыбку маленькой девочки – иногда это действовало на Гуннара смягчающе, но в этот раз он не оставил ледяной менторский тон.

– Вывести ее наружу. А потом объяснить своим безмозглым мальчикам, – его губы искривил легкий брезгливый изгиб, – что операция отменяется. Я тогда сказал «хорошо бы», но это не означало, что я нахожу это возможным. Ты ведь не знаешь, с кем мы имеем дело.

– Я у тебя столько раз спрашивала, а ты отмахивался! – напомнила Адела.

– Если я считаю, что кому-то следует о чем-то узнать, я ему сообщаю об этом без всяких расспросов, – холодно отпарировал Гуннар.

Она поплотнее запахнула лишенную застежек пижаму: сегодня ей было неуютно рядом с ним. Отвернувшись, Гуннар опять начал смешивать свой кошмарный коктейль, скрупулезно отмеряя ингредиенты с помощью мензурки. Комната была обставлена в классическом стиле: мягкая мебель из бархатистого серого монопласта, мониторы в преувеличенно массивных корпусах из полированного дерева, стеклянные столики и стеллажи с блестящим металлическим крепежом. Аделе классика нравилась, но она знала, что Гуннар этот стиль ненавидит. Только светильники здесь были в его вкусе – свисающие с потолка прозрачные капли, изливающие дневной свет с неестественным зеленоватым оттенком. Вот те творения сумасшедшего лярнийского дизайнера, которые погибли вместе с ульем, Гуннар любил по-настоящему! Столы с волнистыми столешницами и сюрреалистические многоногие кушетки вызывали у него приступы меланхолического умиления, что давало Аделе пищу для ехидства, а он в ответ пожимал плечами и говорил, что у каждого свои странности. Но у себя дома ничего в этом роде не держал, словно боялся, что его поймают на некой постыдной тайне. Адела была достаточно наблюдательна, чтобы сделать такой вывод, однако с дальнейшими выводами затруднялась: поди пойми, что все это значит.

– Чтобы ты не делала больше глупостей, я кое-что расскажу, – пригубив свой фирменный напиток, сообщил Гуннар. – Ты девочка умная, поймешь. По-твоему, сколько времени я провел в клинике пластической хирургии?

– Больше месяца, – после небольшой заминки определила Адела. – Тебе ведь убавили рост на несколько сантиметров и изменили форму черепа. Насколько, я знаю, это чудовищно сложная операция.

Она не сдержала вздоха: сделать пластическую операцию и стать красивой – это была ее недостижимая мечта… Недостижимая потому, что больным озомой противопоказаны пластические операции. Вероятность успешного исхода – ноль целых и еще несколько нулей после запятой.

– Вся эта процедура заняла несколько минут. – Гуннар рассмеялся интригующим мягким смехом. – Вот подготовка отняла много времени… Я нашел на Сицилиде некоего Гуннара Венлеша, внешность и состояние здоровья которого меня удовлетворили. Подружился с ним, окольным путем перевел на его счет свои капиталы. Однажды пригласил его к себе на яхту… Потом Гуннар Венлеш покинул яхту, и это уже был не он, а я. Мертвое тело Виллерта Руческела я запер в холодильнике, но подбросить его врагам для опознания не удалось. Мне пришлось все делать в одиночку, а выручившая меня установка очень капризна. Все системы на яхте вышли из строя, в том числе холодильник. Меня в это время скрутил «синдром переселения» – это я его так называю, мерзкое состояние, и адаптация заняла около полутора сицилидийских месяцев. Что за это время стало с трупом, запертым в герметичной камере, при температуре выше нуля… Эти останки можно было бы идентифицировать, сделав анализы, но сицилидийские чиновники не любят лишней работы. Я выбросил содержимое холодильника и послал в полицию анонимное сообщение – мол, это был Виллерт Руческел, разыскиваемый Космополом… Ну и что? Какой-то идиот, которому оставалось два дня до отпуска, сжег останки и отрапортовал начальству насчет ложного сигнала, потому что в кармане у него лежал билет до Неза и он уже видел себя на пляже. Люди – такая изощренная сволочь… – Он сокрушенно покачал головой. – Поступать с людьми слишком плохо невозможно, потому что они всегда заслуживают худшего. Обмануть преследователей я не смог, но, по крайней мере, перестал быть ненавистным для них Руческелом.

– Но каким образом, если это не пластическая операция?