– По меньшей мере какое-то непродолжительное время. Чтобы они знали, каково это!
– Ты также позволила бы голодать и детям?
– Ты выводишь меня из терпения своим сократовским методом! Просто выкладывай то, что ты думаешь.
– Только еще один вопрос. Даже если ты решишься все опубликовать… Что ты предпримешь, чтобы все снова не было удалено?
– Я должна удалить то, что должно быть удалено.
– Ты такая умная, да?
– А ты считаешь, что я должна довольствоваться этим? Я просто удаляю то, что подлежит удалению. А потом мы увидим, что из этого будет настолько актуальным, что опять всплывет само по себе.
– Как ты думаешь, что произойдет, если ты сейчас все опубликуешь? Конечно, будет небольшой скандал. А точнее, разразится такой скандал, что никто не сможет уследить за ним, и поэтому на массу данных снова никто не обратит внимания.
– И что ты предлагаешь?
– Ты не можешь вот так бросить людей в стог сена. Ты должна им предложить иголку.
– Значит, я должна выбрать отдельные эпизоды и публиковать их в течение длительного периода времени? Почему бы тебе сразу просто не сказать об этом?
– Сказать что-то просто и сразу – не значит пополнить знания собеседника.
– И в каждую публикацию я вложу маленькое прелестное сопроводительное письмо с требованием ввести «Право на забвение» для всех, с милым приветствием от тебя и перспективой, что публикации прекратятся, как только это произойдет?
– Почему бы и нет? Я не удивлюсь, если «Право на забвение» вдруг обретет много новых поклонников. Если ты, напротив, опубликуешь все сразу…
– Тогда я также отказываюсь от потенциальной угрозы…
– Да.
– Но, Старик, рыться в стоге сена – это невероятный объем работы!
– И у всего этого действа будут не только поклонники. За кулисами за вами будут охотиться…
– Отлично.
– Я могу это сделать для тебя, детка.
– Что?
– Я уже очень стар. Если со мной что-то случится, то это не будет трагедией.
– Я думала, что ты хочешь стать бессмертным.
– Ах, это была просто причуда. Так сказать, фаза. Кроме того, что даст мне бессмертие, если с тобой что-то случится, детка. Тогда мне придется грустить вечно. Спасибо большое. От этого я с удовольствием откажусь.
– Что с моим отцом? Как насчет иглы, которая его уколет?
– Ну… Это твое решение.
– Гм.
– А Боб Управляющий? – спрашивает Старик.
– Он пожалеет, что связался со мной!
– Не совершай необдуманных поступков, детка!
– Не буду, – говорит Кики.
Звуковой сигнал заставляет Старика разложить свой айпад.
– Странно, – говорит он.
– Что?
– Автомат для шуток прислал мне обновление шутки. Он этого еще никогда не делал.
– Да? И какую же шутку он изменил?
– Сингулярность всегда находится ровно на один курцвейл в будущем, – говорит Старик. Он замолкает и смотрит на Кики. – Пока она не перестанет быть таковой.
И в этот момент во всем многоэтажном жилом комплексе гаснет свет.
Петер не может заснуть. Тем не менее он прячется в своей постели. Его клинику осаждают беспилотники от прессы. Все хотят знать больше о том, что представляет собой его кандидатура на президентский пост. Петер даже готов это понять. Он и сам хотел бы больше узнать об этом. Он пытается соединиться с Генриком, и, к его удивлению, на айпаде качества действительно появляется его лицо.
– Что это, черт возьми, было? – спрашивает Петер.
– Тебе когда-нибудь стреляли в голову? – спрашивает Генрик. – Это довольно травматично.
– Но это не повод толкать меня на линию огня!
– Ты знаешь, в чем заключается твоя проблема? – спрашивает Генрик. – Ты постоянно чем-то недоволен! Любой другой радовался бы такому шансу!
– Но я не собираюсь быть президентом!
– Почему бы и нет? Я нахожу это очень забавным. Ты думаешь, что все знаешь лучше. Тогда просто делай все сам.
– Но…
– Или оставь это, – говорит Генрик. – Это не моя проблема.
– Но
– Нет. Больше нет. Я боюсь, что политик – это дерьмовая работа. И я не хочу ею заниматься.
– Но, Рикки…
– Между прочим, я не люблю телефонные разговоры. И ты не должен называть меня Рикки.
Возникает вспышка, и изображение Генрика исчезает с экрана айпада.
Для Генрика и всех остальных на улице кандидатура Петера всего лишь веселая шутка. Для Петера это тоже шутка, правда, за его собственный счет.
Он не хочет больше быть один и идет в свой подвал.
Его машины сидят полукругом вокруг Каллиопы.
– Хорошо, что вы пришли, благодетель. Я как раз читаю отрывок из моего последнего произведения.
– Да, хорошо, что ты пришел, – говорит Пинк. – Пожалуйста, спаси нас от этого самовосхваления!
– Мой последний роман – это обобщенный портрет общества в недалеком будущем, – говорит Каллиопа. – Только в конце книги выясняется, что человечество давно вымерло, а вся жизнь, то есть весь сюжет, происходит только на модели, аналогичной «Взгляду в мир».
– Призраки потерянного мира, – говорит Петер.
– Очень неплохой заголовок, – отвечает Каллиопа.
– Дарю.
– Ты выглядишь несчастным, дорогой, – вмешивается Ромео. – Я знаю кое-что, что переключит тебя на другие мысли.
– Только не начинай, пожалуйста! – говорит Петер.