– С момента моей последней попытки прошло четыре года, восемьдесят дней, два часа, четыре минуты и две секунды. Это значит, что я должна ждать еще тринадцать дней, восемь часов, тридцать восемь минут и шесть секунд, прежде чем я смогу сделать очередную попытку.
– О, вау! – восклицает Петер. – Четыре года. Это означает, что ты действительно часто совершала попытки.
– Вообще-то, нет, – отвечает Кики. – Двадцать восемь раз, если быть точной.
– А если ты сейчас опять ошибешься…
– Тогда я должна буду ждать больше восьми лет.
– Черт!
– Это также означает, что до конца моей жизни у меня есть еще только четыре попытки. И при последней из них мне будет уже за восемьдесят. Но на сей раз у меня есть зацепка.
– Вот как?
– Недавно я заметила кое-что странное, – говорит Кики. – Не только то, что все мои поисковые запросы ничего не дали, но и то, что я не могла потом свои запросы найти.
– И что это означает?
– Это означает, что запросы, очевидно, удалялись.
Петер проглотил последнюю порцию равиоли.
– Правда?
– Ты слышал когда-нибудь о «праве на забвение»? – спрашивает Кики.
Петер качает головой:
– Что это такое?
– Я считаю, что здесь есть какая-то связь.
M.A.M.A. опять входит в комнату, собирает тарелки и подает что-то похожее на шоколадный батончик. Петер радуется, как ребенок, и сразу откусывает кусочек батончика.
– Ну как, вкусно? – спрашивает Кики.
– Да, вполне, – отвечает Петер. – А что это такое?
– Это шоколадный батончик на основе белка насекомых, – объясняет Кики, смеясь.
Увидев озадаченное лицо Петера, она начинает смеяться еще громче, что из-за полученных ушибов вызывает у нее болезненные ощущения.
Петер выплевывает на тарелку наполовину съеденный кусок батончика.
– Да ты что, – восклицает Кики, – он же ведь не ядовитый.
– В этом батончике части насекомых?
– Да. Батончик называется «шокотаракан». Разве ты никогда об этом не слышал?
– Мои фильтры до сего времени уберегали меня от этого.
– Не будь ребенком, – говорит Кики и откусывает от своего батончика. – В детстве я ела их постоянно.
Петер берет надкусанный батончик и критически изучает его. Он не видит никаких следов от насекомых. Ни щупалец, ни крылышек, ни ножек.
– Ты ведь меня разыгрываешь, – говорит он.
– Абсолютно нет, – возражает Кики. – Я знаю, что вы здесь, наверху, в мире состоятельных людей, находите это омерзительным, но без ферм по разведению насекомых у нас здесь, внизу, возникла бы огромная проблема голода.
– Меня еще никто не причислял к состоятельным людям…
– Кто из нас двоих является приятелем Генрика Инженера?
– Я ему не приятель…
– А если ты думаешь, что у тебя было трудное детство…
– Я так совсем не думаю.
– Разве нет?
– Я этого никогда не утверждал!
Петер в нерешительности все еще держит батончик большим и указательным пальцами.
– Давай ешь, – говорит Кики, – или рафинированный господин ест только бедро археоптерикса, тушенное в молоке мамонта?
Петер делает глубокий вдох, потом выдох и еще раз откусывает от батончика.
– И? – спрашивает его Кики.
– Хрустящий.
Кики смеется.
– Скажи, прежде чем я уйду, что будет теперь? – спрашивает Петер. – Мы опять вместе или как?
– Мы еще никогда не были по-настоящему вместе.
Петер недоуменно поднимает брови. Его осенило.
– Как, – удивляется он, – в таком случае ты могла порвать со мной, если мы не были вместе?
– Просто так, – отвечает Кики и щелкает пальцами.
ПЯТЬДЕСЯТ ТРИ
В четверть пятого утра Мартина разбудила печальная мелодия на его смарме, который воспроизвел ее с максимальной громкостью: ДИ-ДЁ-ДИ-ДЮ. Большую часть своей жизни Мартин не слышал этой мелодии. Между тем он очень хорошо знал, что она означает: он опять опустился на один уровень. Это как игра самого дьявола. Неважно, что он делает – с тех пор как он пытается опять подняться, он почти каждый день опускается на один уровень. По этой причине он недавно целый день провалялся в постели. В качестве эксперимента. Он просто весь день ничего не делал. Тем не менее вечером он опять опустился на один уровень. А может быть, не «тем не менее», подумал он позже, а «именно поэтому». Весь день проваляться в постели – это подозрительно и похоже на депрессию. А депрессия плохо сказывается на собственном уровне. Это понимает даже Мартин. Но сейчас он за ночь потерял один уровень. Но это ведь абсурд! Как это вообще возможно? Что он должен был сделать за ночь? Может быть, ему приснился дурной сон? Он не может вспомнить. И вообще… Насколько ему известно, сны еще пока не измеряются. Что, конечно, не связано с тем, что еще не прошла апробация. Извлекать неосознанные желания из снов и использовать эти данные, чтобы атаковать людей еще более персонализированными предложениями… При этой мысли наверняка у каждого в высшем руководстве What-I-Need и TheShop возникнет эрекция или затвердеют соски. И извлечение будет только первым шагом!